Интимная жизнь элиты

Ильин-то и понял, что Николай Кузнецов обладает великолепным талантом чувствовать эти информационные и настроенческие потоки… Он был настоящим охотником за информацией. Красивый, светский и даже, пожалуй, распутный, легко контролирующий себя молодой человек стал в богеме своим. Здесь он подружился с Утесовым, Юрьевым, Козиным… Он легко флиртовал с актрисами, которые без звука вешались к нему на шею. Впрочем, на актрисах, особенно на балеринах, горели и Киров, и Тухачевский… да мало ли их было, партийных и военных деятелей, засматривающихся на танцовщиц…

Нет, Кузнецов не был стукачом, как можно было бы подумать с первого взгляда. Он был разведчик-аналитик, способный анализировать и накапливать через это огромный психологический материал. В войну, присвоив себе звание и имя обер-лейтенанта Пауля Зиберта, он прекрасно сработал на образе «донжуана».

С ним всегда были деньги, коньяк или марочный ликер, не говоря уже о духах, модных чулках и красивых безделушках…

Именно во время этих разговоров о Кузнецове Братышев сказал Егору.

– А ведь герой-любовник, Егор, живет и в тебе. Только негде было раньше удачливо развернуться. Потому я и рекомендовал тебя в Лондон… Каждый разведчик должен иметь свой почерк… Кузнецовский почерк – это твой, неискусственно созданный, а естественный почерк… Может быть, сила наставника не в том, чтобы открыть какое-то ноу-хау, что немаловажно, но найти в разведчике то, что сделает его большим профессионалом… Это как развернуть и раскрутить внешне и внутренне актера…

Находясь в Стокгольме, Егор старался понять все заново: и то, что они с Братышевым изучали, и то, что он уже познал на практике в Лондоне. Кузнецовский почерк – это твой, Егор, почерк…

Вспоминалось Суворовское, где военная система сдерживала его, да и сам не позволял себе оплошности – ведь хотел быть разведчиком! Быть разведчиком, думал он, – это серьезно: легкость поведения, тусовочность – глупость и недомыслие! А ведь вон как все обернулось!

Теперь Егор смотрел на себя по-иному. Разведчик – это артист, жизнь – сцена, а отношения людей – всего лишь продуманные столкновения страстей и потребностей…

…Егор включил было телевизор. Но вдруг выключил и позвонил Мариани.

Было удачно – она сама взяла трубку.

– Это вы, господин Егор?

– Да, тот самый несчастный журналист, который, шагнув на шведскую землю, вдруг влюбился с первого взгляда. Понимаю, что это нехорошо… Заранее простите за мое вторжение.

– А вы, господин Егор, сердцеед, но мне это, честное слово, нравится…

Поговорив ни о чем, обменявшись любезностями, Егор удовлетворенно положил трубку и включил телевизор: иногда под него лучше думается…

Глава 43

Ивар Грот говорил о художнице без особого уважения лишь потому, что она богемная женщина.

– Им можно, – подчеркивал он особо, – она элита нашей страны. Богатая, известная, вхожа в самые престижные дома, знакома с королевой! Да и брат ее большой позер, хотя, говорят, ученый отменный…

Егор в чем-то был согласен с Иваром – ему, коммерсанту, нужно было «из кожи лезть», а Линдгрен, сливки общества, жили, «не напрягаясь».

С Мариани дружба пошла сразу. Встречаясь с Егором, она смело бросалась к нему на шею с возгласом: «А ты у меня, мальчик, прелесть!»

Говорить по-русски Мариани научилась, оказывается, в семье сына Льва Толстого. Лев Львович Толстой лечился в Швеции и здесь женился на дочери доктора, фрекен Вестерлунд. Умер Лев Львович в Швеции в преклонном возрасте в годы Отечественной войны. Сыновья его, окончив университет, пошли по сельскому хозяйству. Павел и Никита владели в Швеции имениями, а Никита Львович в свое время был заместителем директора департамента сельского хозяйства.

– Толстые, – Мариани без стеснения целовала Егора, – это моя визитная карточка.

И она показала портрет Никиты Львовича.

– Нравится? Чувствуется в нем сила деда?

Все свое время Егор проводил у Линдгрен.

Брат Мариани был добрым малым, чисто скандинавского типа: высокий, стройный, с густыми пепельными волосами.

– Американская физика сейчас держится на иммигрантах, – тихо постукивая пальцами о стол, говорил он. – Во многом на русских и азиатах. Ядерная физика в Швеции в застое. Снова хочу поехать в Америку. Надо же держать творческий уровень!

По вечерам, если Мариани была дома, появлялись завсегдатаи – главным образом Эйнар Хеглунд, политик, член риксдага, и Сет Юнгберг, истинный швед, так он представлял себя – журналист, литератор, министр в новом правительстве… Оба были любовниками художницы. Егор не мог не удивляться свободе этих отношений. Хоть и говорят, что шведская семья – миф… Два любовника в одном доме не ссорились и не делили Мариани – никаких претензий друг к другу… Недаром в России так много спорят об этом феномене.

Мариани, когда Егор спрашивал ее об этом, лишь пожимала плечами: