Интриганки

Рыцарь несколько мгновений непонимающе разглядывал наблюдаемую композицию, не улавливая смысла.

Тут Зубастый задёргался сильнее, хекнул и, с лучащейся от довольства физиономией, поднялся. Пейзаж открылся полностью.

Квентин снова впал... куда он непрерывно впадает в этом путешествии - в "когнитивный диссонанс". "Вижу, но не разумею".

-- Графиню... употребили? Использовали? Применили? Вот в такой... позиции. Нет! Никогда! Благородная дама - никогда! Вот так растопыренная... никогда! Графинь не применяют! А эта... эта - свинопаска. Шлюшка. Точно! Самозванка! Которую, как и принято у подлого сословия... употребили.

Окончательно решив, на основе фактически наблюдаемого, проблему благородного происхождения особи низкого происхождения и, тут конкретно - низкого положения даже и в физическом смысле, Квентин перешёл к собственно физике.

"Маска злословия" - железная. На ней - тряпки, но не толсто. Поэтому и стучит. Об борт. Отчего он и проснулся.

Убедившись в логичности своего мышления, храбрый рыцарь, "бесстрашно вступающий в жизнь, полную неведомых ему зол и опасностей, для борьбы с которыми у него только и есть оружия, что живой ум и молодая отвага", вспомнил о общечеловеческих ценностях. И покраснел. Как это свойственно милому юноше в его милом возрасте при виде столь милого, но - нескромного зрелища. В смысле: женских половых органов между широко раздвинутых ляжек, обильно увлажнённых кровью и прочими человеческими... проявлениями.

Йо полил себе на... отработавшую часть тела из кружки, опустил рубаху и, радостно улыбаясь, отчего Квентина передёрнуло, широким взмахом руки указал:

-- Вот. Теперь для вашей милости все пути открыты.

Видя крайнее недоумение голубоглазого рыцаря, объяснил:

-- Целкой оказалась. Курва. Уж я старался-старался, трудился-трудился... и малька запустил. Ну, графёныша. Наследник же нужен?

И столько бесхитростной доброты, искреннего желания услужить благородному сеньору, звучало в голосе закоренелого вора, убийцы и насильника, что Квентина... снова передернуло. И он снова впал. Всё туда же.

-- А, может, ваша милость желает? Ну... присоединиться. Внести свой вклад... или влив... Так мы сща подмоем и прополоскнем!

Юноша переводил потрясённый взгляд от нагло предлагающихся и бесстыдно раздвинутых белых, местами замаранных ляжек не-графини на радостное лицо услужливого вора. И обратно.

-- Не... не... не.

Он повернулся и заторможено, как сомнамбула, отправился к своему месту.

Жизнь продолжалась: на носу что-то изредка говорили, потом начали смеяться. Проснулся кормщик. Обругал, не открывая глаз, всё и вся. И полез искать похмелиться. Нашёл и даже, на радостях, предложил Квентину. А тот согласился! А почему нет? Когда всё пропало, когда весь мир рухнул...

Оказывается дамы - не-дамы. А свинопаски... так манящи... А если так, то почему бы благородному рыцарю с пятнадцатью поколениями благородных предков не выпить с безродным забулдыгой?

Они признались друг другу в любви, неоднократно и исключительно положительно ответили на взаимные вопросы: "ты меня уважаешь?" и, даже, начали на пару петь песни. Один - по-саксонски, другой - по-нормандски.

Потом кормщик куда-то делся, а на его мести оказался храпящий дебил. Потом кормщик нашёлся - стоял с рулевым веслом на кормовом помосте. И свалился оттуда. Это было очень смешно. Потом раненый начал ныть и очень сильно вонять. Так сильно, что дебил проснулся. Квентину это мешало петь его скотландские детские песни. Тут они с дебилом подумали. И решили. Что нельзя отравлять воздух вблизи благородного дворянина и храброго рыцаря.

-- Я же им дышу! Он мне нужен. Для жизни и для песен.

Дебил глубоко вошёл в проблему, изо всех сил пошевелил недостающими извилинами и гениально сформулировал:

-- Убрать. Нах...

Что песнопевцы и сделали. Убрали. Нах... В смысле: за борт. Потом прибежали какие-то малознакомые люди. Которые выражали своё недоумение. В агрессивной форме. Квентин обиделся. Ему! Храброму благородному рыцарю! Какие-то... подёнщики! Вергельд за жизнь которых - навозные вилы...! Он пошёл искать эти вилы. Чтобы отдать заранее. Искал, искал... завалился между тюков и заснул.

Утро было... тяжёлое. Во всех частях души и тела. Вид в ведре перед умыванием его прекрасных голубых глаз с мешками - под и с кровавыми сосудами - в... не радовал. Воспоминание о том, что он вчера утопил раненного, убил человека... очень расстроило. Тут немой протянул фляжку. Квентин "поправил голову" и через полчаса снова чувствовал себя благородным рыцарем. Даже - совершившим подвиг. Ну, или, как минимум, благое дело.

Утопленник же был разбойником, вором? На нём, наверняка, кровь невинных жертв множества злодеяний. Теперь свершилось справедливое возмездие. Убийца - убит. Господь всё видит и исполнил свой высший суд его, Квентина, руками. А как ещё объяснить внезапно прорезавшуюся гениальность слюнявого дебила? - Только божьим промыслом. Устами идиота глаголет истина.

Тут Квентин вспомнил о пассажирке и полез посмотреть.