Интриганки

Курва. Здесь говорят - фуре. А она сама - "курвина дочка"? Фуритка? Фурсетка? Фурия? Соседние народы вместо "ф" произносят так, как и пишется - "х". Хуре, хора. Тогда мы с ней - хористки.

Думать так о себе было неприятно. Тоскливо. Потому Софья, с её неистребимым оптимизмом, так и не думала. Не желала знать, что о ней говорят, как её называют множество людей в Саксонии. Её устраивало нынешнее положение дел, она полагала, что так будет всегда, что Генрих будет смотреть на неё влюблённым взглядом, исполнять её милые прихоти. Она просто не хотела понимать шаткость нынешнего положения. Неизбежность его прекращения.

Ростислава тяжело вздохнула. Объяснять очевидное... глупо. Но надо.

Как пересказывал Воевода дальнего восточного мудреца по имени "У!", у которого, видимо, неплохо получалось то, за что его прозвали Сунь-и-Цзынь:

"Беды приходят тогда, когда люди в своей лени забывают заботиться о себе".

Новых бед Ростислава не хотела, а лениться стало так ску-у-учно...

-- Что дальше, матушка? Любовь моего мужа к тебе... не вечна. "Если тебе сто раз скажут - свинья, то ты захрюкаешь". Генриху непрерывно рассказывают гадости. О тебе. Когда он захрюкает?

Софья странно хмыкнула и странно ухмыльнулась. Встряхнула головой:

-- Уже. Третьего дня. Мы с ним... играли. В разных зверей. У него неплохо получался кабан. Настоящий вепрь. Даже покусал немножко. И хрюкал... страстно.

Её победный, хотя и несколько смущённый вид со вздёрнутым носом раздражал Ростиславу. Не ей бы, шестнадцатилетней девчонке, учить и оберегать собственную матушку. Ей бы "вкушать мёд мудрости", полагаться на родительницу да изредка капризничать по-детски. Возложив ответственность и прочие заботы на старшую и опытную. Увы, уже были примеры, когда пришлось спасать матушку от... возможных последствий чересчур вольного поведения.

Глава 655

-- Ты ведёшь себя неосторожно, вызывающе. На каждом пиру, стоит дворянам чуток подпить, как они начинают делиться по углам своими... м-м-м... фантазиями. Как бы они тебя... и так, и этак...

-- Ничего. Пусть чаще штанишки свои стирают.

-- Они уверены, что все мы такие. И лезут на всех моих дам и служанок.

-- Списочек лезунов? Я Генриху скажу - он их вмиг...!

-- Ага. Потом. После того. Как тех двоих.

-- Это когда ты, доченька, кинулась телом своим честь родительницы защищать? Чтобы, не дай бог, посторонние лишнего не увидели? Так тебя ж никто не просил. Это ж ты сама... Блуданула. И кто из нас более неосторожно себя ведёт? Да и, помниться, тебе понравилась. Когда тебя... хе-хе-хе... прям на лестнице напеременку...

Ростислава, глядя в наглые, весёлые глаза раскрасневшейся матушки, и сама начала краснеть.

Да уж, был такой... героически-сексуально-спасательный эпизод. С её личным участием.

В середине февраля, отгуляв свадебные празднества с приключениями, новобрачные отправились в дом мужа, в Брауншвейг. Огромный обоз с людьми герцога и герцогини, сопровождающими их владетельными и не очень особами, свадебными подарками и приданым, двинулся на восток по здешним, раскисшим от начавшейся распутицы, дорогам.

Так-то напрямую - сотня вёрст. Но дорога идёт вдоль Везера на юго-восток, карабкаясь на невысокие, но крутые горы к югу от Миндена, потом огибает густой непроходимый лес. От Хамельна поворачивает на северо-восток к Ганноверу, а уж оттуда более-менее прямо к столице герцогства.

Но главная беда - не извилистость дороги, ни, даже, её качество. Германские дороги в эту эпоху хуже русских: здесь ездят больше, а чинят - как у нас. В смысле: никогда. Главная беда - повозки.

Четыре огромные коробки на колёсах, влекомые каждая дюжиной лошадей, принципиально не могли двигаться даже быстрым человеческим шагом. Сотня менее объёмных, но не менее медлительных телег и возов, тоже не способствовали скоростному трафику. Сотни людей, пешком и верхом, шли и ехали рядом и между повозок, болтали, ругались, ссорились и мирились, перебираясь от одной стоянки до другой.

В самой большой и богато разукрашенной колымаге, которая, однако, как и все остальные, уже через день была забрызгана грязью аж до крыши, должны были разместиться новобрачные. Но герцогиня нашла повод улизнуть от своего законного. Генрих выразил, было, как и положено мужу, некоторое неудовольствие. Тут, по мелкому поводу, заявилась тёща. Которая и составила новоявленному зятю компанию в дальнейшем путешествии.

Вскоре обычные спутники герцога покинули зятя и тещу, дабы не мешать им в обсуждении удивительных фигурок животных, привезённых с востока и выполненных, как было сказано, из "камня китайской жизни".

Ростислава ехала в следующем рыдване, занавесив окна. Благородные саксонские рыцари, не видя посторонних, совершенно свободно делились комментариями по поводу своеобразия качки, поразившей вдруг герцогский экипаж. Ростислава и её спутницы не были сильны в местном наречии, но Фрида краснела до боли, слушая оценки и пожелания наездников.