Интриганы

Такое мужество было достойно вознаграждено. Миновав лесные преграды, Калигула оказался на большой поляне. На ней, обливаясь потом, какой-то мужик гонялся за огромным боровом. Боров был невероятно толст, но проворен, и легко ускользал от ловца, визжа при этом громче сирен боевой тревоги.

– Гей, казак, допоможи! – заметив Калигулу, крикнул мужик.

От усталости Калигула буквально валился с ног, но честь офицера не уронил, сбросил рюкзак и присоединился к ловцу. Боров, видимо, умел считать, ибо понял, что ловцов стало чересчур много, и решил не за зря отдать свободу. Он остановился, глаза его налились кровью, изо рта повалил пар, и он с громким победным кличем бросился на преследователей.

– Чего это он злится? – устроившись в развилке веток, спросил Калигула мужика, укрепившегося на соседнем дереве.

– С хаты убег, – ответил мужик и с опаской глянул вниз, где боров в ярости подрывал корни. – Не хоче помираты, сучий сыну.

Только сейчас Калигула толком разглядел этого мужика. На нем были плисовые красные шаровары, заправленные в сапоги, и расшитая цветочками жилетка. Но больше всего Калигулу поразили его усы – длинные, свисающие много ниже подбородка – и пучок волос, растущий на темени обритой головы.

– Ты панк, что ли? – спросил Калигула.

– Ага, пан, – ответил мужик. – Самый что ни на е пан, сам бачишь.

– Грицко! – послышался из зарослей женский голос. – Ты дэ ховаешься?..

– То моя жинка, Ганка, – сказал мужик. – Зараз освободымось.

Услышав крик Ганки, боров как-то скукожился, сник и начал по-собачьи отползать от дерева. На поляне появилась дородная женщина в длинной юбке, из-под которой виднелись кокетливые резиновые полусапожки.

– Ты шо там робышь? – заметила мужа женщина.

– Кабан загнав, – пролепетал мужик.

Услышав эти слова, боров издал протестующий крик, что в переводе на человеческий язык могло означать «Он первый начал!».

– Злазь! – Женщина затрясла ствол. Вековое дерево закачалось так, будто на него обрушился ураганный ветер. – Злазь, кому кажу!

Грицко свалился с ветки жене под ноги. Калигула, панически боявшийся качки – его укачивало даже в трамвае – решил судьбу не испытывать и спуститься с дерева без женской помощи.

– А це що за бэлочка? – спросила Ганка, заметив сползающего по стволу Калигулу.

– Мабудь, турист, – ответил Грицко. – Туристы завжды до нас у ци дни на праздник зъявляються.

– Пишлы, турист! – сказала Ганка и повернулась к борову. – И ты, Федько, ступай до хаты.

В маленьких глазках борова ясно прочитался вопрос: «А не зарежете?»

– Не зарежемо, – пообещала хозяйка. – Бо ты герой, с двома мужиками управився. Иншу свинюку визьмем.

Село, где жили Грицко и Ганка, находилось поблизости. И всю дорогу, пока шли, боров благодарно терся о ноги хозяйки и умильно похрюкивал. А Калигула все пытался понять, на каком языке разговаривают его новые знакомые: вроде все понятно и все-таки странно. И он отважился спросить об этом у Ганки.

– То настояща карпатьская мова. Вона ще с Кыивськой Руси пишла. Это вже потим ту мову россияне узялы, та споганили. А тэбэ як клычуть, турист? – поинтересовалась Ганка, с подозрением глядя на Калигулу.

– Иван. А что?

– Вот думку гадаю, можэ, ты не турист зовсим, можэ, ты шпиен. Таки вопросы задаешь…

– Какой же я шпион, – рассмеялся Калигула. – Что настоящим шпионам в ваших краях делать?

– Не кажи, тут е шо шпиенам робыть, тут, считай, на кажному километри арсенал захован. Ще с того часу, як лысый велив у леси кукурудзу сиять.

Но Калигула уже не вслушивался в объяснение Ганки, он ликовал – значит, арсеналы есть, значит, прибыл по адресу!..

Они подошли к селу.

С пригорка были видны дома, крытые соломой. Дома утопали в садах. Над трубами вился дымок.

– Самогон гонят? – поинтересовался Калигула.

– А як же без самогону, – откликнулся Грицков. – Праздник сала ввечеру.

Боров при слове сало подпрыгнул и лизнул руку хозяйки.

– Благодарная скотина, – потрепала его по загривку Ганка. – Не то що инша людына. – И она с презрением взглянула на мужа. – Я тоби дам самогон! Якщо знову упьешься, всего чуба выдерну!

К празднику готовились всем селом. На пятачке возле сельсовета установили длинные столы и скамьи, перекинули времянку к электролинии и подключили телевизор с CD-плеером. За сельсоветом уже пеклась на большом вертеле свиная туша. Гармонист принес гармонь, бережно завернутую в холст. Затем мужики выставили на стол бутыли с самогоном, а бабы закуску – каждая свою фирменную.

– Уся закусь из сала, – сказала Калигуле Ганка. – Сто тридцать рецептив. Одну закусь с огирком треба исты, другу с капусткой, третю з хреном. Цэ тоби не бактерии пид лупою изучаты, тут цела наука.

Ровно в восемь из сельсовета вышел мужчина во френче. На френче сиял орден «Знак почета». В воздухе витал соблазнительный запах жареной свинины и свежей зелени, на столе алели пирамиды помидор, плавали в маринаде грибочки… Ох…

– Сидай вже, агроном! А то жидкость скисае! – зашумели мужики и начали торопливо и шумно разливать самогон в стаканы.

– Та сидаю, сидаю, – сказал агроном.

Но его ответ утонул в звоне сдвинутых разом стаканов, сил ждать больше не было.