Интриги дядюшки Йивентрия

– Виг Донхлейн-н-н. – Он оседлал коня всех обиженных и оскорбленных, чьего прощения кто-либо из жалости или презрения решил походя добиться, но тут же был выбит из седла.

– Плевать, не цепляйтесь к словам. Не ваше это дело – к словам цепляться. Нет, ваше, но только мои слова в покое оставьте, и вообще… – Сьомирина двумя точными движениями заткнула кровавые пробоины в лице Йозефика двумя жесткими катышками, настойчиво хранящими аромат прохладной картошки. В носу буйно защекотало. – Вы же мужчина! Чисто теоретически…

Девушка отвела Йозефика к столу и усадила в кресло. Несколько мгновений он видел ее встревоженное, но насмешливое лицо на фоне неподвижного неба, а потом оно скрылось где-то за горизонтом его собственной щеки.

– Сторона обвинения выступила. Сторона обвинения выслушана. Обвинение закончено, – бесцветным голосом оповестил всех судья Амех. Выступление борцов смешанных половых групп на песке зала суда ничуть не расшевелило это странное, с позволения сказать, человекоподобное создание. – Сторона оправдания, извольте.

Йозефик почувствовал легкое колебание воздуха рядом с собой. Сьомирина вставала медленно и уж слишком неуверенно. Спустя самые тягомотные мгновения в жизни он увидел мелко дрожащую соломинку в ослепительных солнечных лучах. Соломинка выдавала испуг своей владелицы и, если честно, свой тоже скрыть была не способна. В неподвижном воздухе сгущалась вызывающая озноб атмосфера страха. Во рту Йозефика появился вкус медной пуговицы.

«Боги, боги, эта девчонка боится, – подумал Йозефик и поморщился от давящей боли в висках. – Она ведь и правда девчонка. Соплюха совсем, а ее сейчас того… Забьют палкой и сожгут полумертвой. И я не знаю, что делать. Если она запорет свое выступление, то мне уже не отплеваться будет – закидают вошками. Ну, ты же не трусиха, да?»

Из-под стола послышался шелест песка. Сьомирина неуверенно переминалась с ноги на ногу. Может, даже теребила в руках платочек и алела щеками, как яблочка бочок. Стало слышно ее прерывистое дыхание – к полумерам госпожа Похлада была непривычна и проявляла неуверенность по всем фронтам. Йозефик без особых проблем припомнил (еще бы, ведь это произошло меньше пяти минут назад), на какие решительные действия была способна его подзащитная, и, просветлев лицом в сторону бездонных небес[13], шлепнул рукой в область как раз посередине между страдающей тремором соломинкой и шелестящим песком. Звук был что надо.

– Бде бользе взего бонравилось, гаг он бро горалловые губки завернул.

Сначала Йозефику показалось, что его подвиг даже эхом отозвался, но постепенно разгорающийся нестерпимый жар на щеке говорил в пользу замечательной реакции Сьомирины. Догадку подтвердили взбешенный шепот и легкое поскрипывание зубов.

– Да ты что же это делаешь? Что творишь? Вконец вы все тут озверели! С ними, значит, да? Ну, ничего, свидимся-свидимся, красавчик. Я тебя отлично запомнила и найду под землей, под водой и подшофе…

– Оправдание, извольте! – нетерпеливо пристукнул молотком судья Амех.

Сьомирина зашагала к центру площадки быстро и уверенно. Таким шагом когда-то распространялась чума по городам: бесшумно и неотвратимо. Лицо девушки было по-особенному напряжено. Все ее черты проступали ярче и отчетливее. Нет, не мышцы бугрились, как на порождении гормонального дисбаланса, а именно черты. Тени и блики повыползали из своих замаскированных ангаров и развалились по ее лицу, бесстыдно поигрывая его очевидными достоинствами. Йозефик всего этого не видел, но ему хватило и звука бесшумных шагов, чтобы самодовольно улыбнуться. Он чуть-чуть расслабился и приложил к щеке графин. Вода в нем была отвратительно-комнатной температуры, и действие облегчения не принесло.

В толпе раздался удивленный гул, который тут же сменила пораженная тишина. Йозефику стало так любопытно, что он перестал изображать раненого и посмотрел на арену суда. После этого он уже не мог отвести взгляд до конца выступления Сьомирины. Это было чем-то таким, что принято называть волшебным или магическим.

Сьомирина изящно опустилась на песок. Несколькими пасами она разровняла перед собой небольшую площадку и тонкой струйкой сыпала на нее песок из своих кулачков. Не колеблемый ветром, песок постепенно наполнял воздух над расчищенным местом. Постепенно сформировалось кристаллическое облачко, которое играло озорными бликами. Тогда Сьомирина начала свой рассказ. Она произносила слова нараспев, и, повинуясь им, облачко принимало форму этих слов. При этом она смотрела поверх лепестков зала куда-то вдаль, и ее глаза мечтательно светились. Соломинка в ее волосах, однако, не поддавалась чарам и упрямо торчала чужеродным элементом из макушки девушки. Вместе с картофельным рубищем она делала Сьомирину похожей на вольную птицу, прибитую к земле бессердечными злодеями.