Интриги дядюшки Йивентрия

– Не морщись так, дорогая. Все равно не догадаешься, как это произошло. Это была крайне героическая измена, если бы он в портовом доме увеселений окочурился, тогда бы я про это точно не рассказывала. Вот бы позорище было, – вдова передернула плечами, – представить противно.

– Героическая измена – это что-то новенькое. Неужели… хм… подельница господина Гренна была кровожадным чудовищем, грозившим погибелью честным жителям Ацедьё? Глядя на вас, госпожа Гренн, не скажешь, что ваш покойный муж был лишен чувства прекрасного.

– Молодой человек, ваша галантность граничит с хамством, а грубость так изящна.

Вдова покосилась в зеркало на стене и поправила волосы.

– Однако вы правы насчет его погубительницы. Но я на вашем месте никогда Ее в глаза, да и за глаза такими словами не называла.

«Ее» вдова подчеркнула особой интонацией и осторожно кивнула в сторону окна. Йозефик попытался высмотреть, что там может быть связано с распутной погубительницей отцов семейств. Кусты он сразу отмел. Конечно, под кустом мог быть прикопан труп разлучницы, но тогда вдова не говорила бы о ней с подчеркивающей интонацией. Покосившийся столб с закопченным газолиновым фонарем, с лязгом раскачиваемым ветром, мог бы служить рабочим местом только для очень хладо– и ветроустойчивой профурсетки. Оставалось только одно – обитательница соседнего дома в облупившейся бледно-сиреневой краске. Все верно. Даже цвет дома выдавал грехопадение его обитательницы.

– Это вы про свою соседку? – гордясь своими умозаключениями, победно спросил Йозефик.

– Тьфу на вас, молодой человек. Не порочьте честных людей, вы ведь их даже не знаете.

– Но ведь там больше ничего нет! – возмутился Йозефик.

– Вы хотите сказать, что моря вовсе не видите?

– Море вижу.

Неловко получилось. Море Йозефик заметил только тогда, когда его в него ткнули носом. Как и все по-настоящему огромные вещи, оно было практически незаметно.

– Ваш муж погиб, когда пытался сбежать морем с другой женщиной! – восхитилась Сьомирина. – Извините, но это так романтично.

Хозяйка с жалостью посмотрела на девушку, у которой в голове прекрасная яхта с белоснежными парусами отчаянно пробивалась свозь шторм к теплым берегам и любви. На яхту обрушился чудовищная волна и разметала влюбленных по палубе. Паруса рвало шквалом, палуба гуляла, влюбленные смогли добраться друг до друга и заключить в последние объятия… И тут Сьомирину привел в себя щелчок по носу.

– Милочка, вернись, – засмеялась вдова Гренн, – и запомни на будущее: ничего романтичного в измене нет, особенно для того, кто остался за бортом.

Вдова строго посмотрела на Йозефика, отчего тот почувствовал себя неловко и пуще прежнего захотел помыться.

– Знаете ли, – хрипло начал он, но хозяйка прервала его властным жестом.

– Изви… – такой же жест заткнул Сьомирину.

– Хватит ваших догадок. Они многим бы показались оскорбительными и порочащими добрую память моего мужа. Самое же в них плохое то, что они в корне не верны. А еще мешают мне вдоволь наговориться. Ешьте. Пейте. Слушайте.

Вдова Гренн откинулась в кресле и стала похожа на древнюю старуху, уже заработавшую профессиональные пролежни на скорбном одре, которой вдруг захотелось рассказать историю своей молодости, потом принять своего праправнука за первую любовь и со словами: «Ах, любимый, ты все-таки пришел. Я так долго тебя ждала» – окочуриться и обделаться (в произвольном порядке).

– Мы познакомились с Альпиором в Лупри лет за десять до Предпоследней войны. Чудесное было лето. Вообще это было чудесное время. Молодость другой и не бывает. Вечера напролет мы гуляли по набережным, ярким проспектам и чудесному парку… Ах, нежный шепот дубов на закате. Вам непременно стоит там побывать! Никогда не забудете это чудесное место.

Йозефик мрачно улыбнулся и прикоснулся к едва заметному шраму на щеке. Он полностью поддерживал хозяйку в том, что такие воспоминания никогда не уходят. Напротив, они возвращаются регулярно по ночам и порой доводят до детских конфузов.

– Альпи учился в Луприанском Университете, гордостью был, прямо-таки сияющей звездой технической мысли. К сожалению, экономические соображения его волновали мало. Мне, конечно, трудно было нас двоих содержать, но когда я видела его рассеянный взгляд, то все проблемы казались ничтожными.

И вот однажды все-таки наступил момент, которого я всегда боялась. Альпи окончил свой Университет и не вернулся домой. Я дурой никогда себя не считала. Он перерос меня и исчез, и я это понимала. Глупая кукла, что я могла ему предложить, кроме ужина и половины постели? Села я тихонечко у окошка, поплакала часок, да и ожесточилась со всей силы. Только я букет, который он последний раз подарил (думаю, он цветы у особняка Грыльонди приворовывал), в окно швырнула, как он как ни в чем ни бывало заходит в комнату, в щечку чмокает и новый букет ставит. Орхидеи! Уж их-то не раздобыть за просто так. Вот уж я ему трепку устроила! Таких слов наговорила, что не приведи боги кому услышать даже в свой адрес. Альпи, тетеря глухая, глазами похлопал и сказал: «Я думал, тебе понравятся, это лилии».