N
СВЕТ ГОСПОЖИ НАШЕЙ
Горит, горит, горит все: воздух, вода, земля, тело пана Бербелека. Даже когда он стоит недвижно под черным небом — зеленая Земля посреди вечно мрачного небосклона является единственным источником света, ночь окутала Луну, длинная, двухнедельная ночь — но даже сейчас пыр, связанный здесь с каждой живой и неживой материи, проникает через кируффу, сквозь кожу, прямо в кости и сердце пана Бербелека. Всякий вздох раздражает гортань и режет легкие, всякий глоток слюны прожигает горло, всякий шаг — это новый жар земли под подошвами (луняне ходят босиком), всякое перемещение — это перемещение через ад.
Понятное дело, что огня не видно, не видно и пепла, кируффа не дымится, кожа пана Бербелека едва покраснела, словно болезненно загорела. Солнце еще не опередило Луну настолько, чтобы показаться на небе над краем Кратера Мидаса — но концентрация архе пыра в лунной атмосфере не зависит от поры дня или месяца.
Хотя кратиста Иллея провела здесь более полутысячи лет, ей так и не удалось притянуть эту планету к форме, полностью соответствующей ее натуре — человеческой, земной, дарящей жизнь, упорядоченной. Ведь субстанция рождается именно из такой Материи, которая доступна на данный момент. Луна Госпожи Благословений рождается из Огня наивысшей сферы Земли, из чистой ураноизы, а так же из низких стихий, последовательно освобождаемых из этхеричных цефер, в которых те связаны во всех небесных телах. Все эти поля, огороды, сады, виноградники, на которые пан Бербелек глядит сейчас с вершины спальника, все это родилось и выросло из стихий, самостоятельно очищенных от ураноизы в короне Лунной Ведьмы. Именно так, в масштабе столетий и тысячелетий, черная и мертвая Луна перетекает к Форме рая, золотой страны урожая и счастья, которую Потнии не дало было создать когда-то в Садаре.
Пока же что для пана Бербелека это страна пыток. Он ходит медленно и говорит лишь шепотом, удерживаясь от глубоких вдохов.
Спельник тянулся вдоль всего имения Обкоса, до самого восточного склона кратера. Подобные жилы ураноизы видимы с Земли как более светлые полосы на лице Луны, места, чуть получше отражающие свет.
Несколько десятков лет назад поверхность этого спальника выгладили, и теперь он служил главной внутренней дорогой имения (такие лунные латифундии называли «имопатрами»). Дорога вела от самой династозовой рощи, на юго-западе, до Карусели на северо-востоке: шрам пуринического этхера, выступающий из почвы Луны будто обнаженная ее кость, костомаха длиной на сотни стадионов.
С хребта спальника, с высоты в несколько десятков пусов растягивался царский вид на возделанные поля грыза и сады, где работали крестьяне и невольники Омиксоса. Кроме того, кратер Мидаса был источником одного из популярнейших сортов лунных вин — именно таким, мидасским вином Жарник угощал пана Бербелека на борту «Уркайи».
В зеленом свете Земли вся эта панорама вызывала впечатление погруженной в подводную тень, словно бы Имопатра Мидаса на самом деле располагалась на дне океан оса, воды которого, посредством какой-то тайной алкимической трансмутации сделали возможными для дыхания.