— Ну с чертёжными принадлежностями тут я тебе помогу. Есть у нас на службе такие. Конфисковали пару лет назад, да так и лежат, пылятся. А вот с двигателем это да, надо на ОСОАВИАХИМ * выходить, — Николай взял протянутую ему стопку, вторую пододвинул мне, — Ну, за авиацию!
(* ОСОАВИАХИМ- Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству. Советская общественно-политическая оборонная организация, существовавшая в 1927–1948 годы, предшественник ДОСААФа.)
Я от этой фразы захохотал. Он в этот момент так был похож на генерала из фильма "Особенности национальной охоты",что сдержаться не было сил. На меня уставились две пары недоумённых глаз. Проржавшись я объяснил, что один знакомый генерал любил выдавать такие же ёмкие и короткие тосты и с точно такой же интонацией.
Мои собутыльники лишь пожали плечами и, опрокинув в себя содержимое, смачно захрустели солёными огурчиками.
Взвесив на руке бутыль с остатками содержимого, Фёдор вздохнул и убрал её обратно за печь.
— А скажи-ка, мил человек, как вы там в будущем живёте-поживаете? Как мы поняли, в войне всё же победили?
— Всяко мы там живём-поживаем. Кто-то лучше, кто-то хуже. Кто как у Христа за пазухой, а кто в нищите. Войну мы, а вернее вы, выиграли, но уже мы проиграли мир, — я опустил глаза. А что тут ещё скажешь?
— Погодь! Это как это? — Фёдор подался вперёд.
— А вот так! — я посмотрел на Николая, — ты пистолет положи куда подальше, а потом я буду рассказывать.
— Это ещё зачем? — удивился он.
— Ты сделай как говорю. Потом поймёшь зачем это.
Николай пожал плечами, но свой ТТ из кобуры вытащил и, встав из-за стола, положил на полку.
— Ну, рассказывай, что там у вас в будущем такого страшного.
— СОВЕТСКОГО СОЮЗА БОЛЬШЕ НЕТ!
— ЧТООО?! — Фёдор с Николаем оба вскочили, — Да я тебя, контру..!- Николай схватил меня одной рукой за грудки, а другой зашарил по пустой кобуре. Всё же правильно я заставил его убрать подальше пистолет. Откуда-то сбоку выскочила
Татьяна и буквально повисла на брате, — Колька! Немедленно прекрати! Сейчас же отпусти Мишу! Ишь, чего удумал!
Я невольно расплылся в улыбке. Мишу. Это из уст Татьяны прозвучало так тепло и по домашнему. А как она храбро бросилась защищать меня от родного брата. В этот момент в себя пришёл Фёдор и бросился между нами, оттесняя красного от бешенства Николая.
— Цыц, Колька! Он то тут при чём?! — ему всё же удалось разжать стальную хватку племянника. Николай как-то даже сдулся и тяжело сел на стул.
— Как же так? Как же так? — бормотал он, глядя в пустоту.
— Подслушивала? — Фёдор строго посмотрел на Татьяну.
— Не хотела, да пришлось, — она даже взгляда не отвела, — вы же громко говорите. Тут не захочешь, так услышишь.
— Всё, что слышала, забудь! — буквально печатая каждое слово сказал Фёдор, — И чтоб ни одна живая душа даже намёком не узнала. Поняла? — Татьяна часто закивала головой, — Ну а ты говори дальше, раз уж начал, — он кивнул мне.
— Таня, может не надо тебе это всё знать? — я искренне посмотрел на девушку, — Пойми, это такие знания, с которыми можно легко очутиться в самом глубоком подвале. Обладать ими опасно для жизни. Они, — я кивнул на Фёдора и Николая, — свой выбор сделали. Я бы не хотел, чтобы с тобой случилось что-либо плохое.
— Я понимаю, какая это ответственность и опасность, — Татьяна расправила плечи, — От меня никто ничего не узнает. Пусть хоть пытают, я никому ничего не скажу.
Николай едва заметно хмыкнул. Уж он то, может и не знал лично, но точно догадывался, как можно заставить человека говорить. Я вздохнул. Ну что ж, каждый сделал свой выбор. И я рассказал о Победе в 1945 году, о том, как новый руководитель государства, пришедший после Сталина, обвинил предшественника во всех мыслимых и не мыслимых грехах, о последующих взлётах и падениях, о перестройке, разрушившей всю экономику, о 91-ом годе, когда несколько предателей, наплевав на волеизъявление народа, буквально разорвали Союз на части, о снятом с флагштока Кремля Красном Знамени и поднятом триколоре, о "лихих" 90-х, когда фактически правили страной бандиты, о том, что на момент моего ухода все наиболее значимые отрасли и предприятия фактически находились в той или иной степени под контролем кучки олигархов. К концу моего монолога мужчины сидели со сжатыми кулаками, а Татьяна платочком утирала слёзы.
— Твою мать! — Фёдор едва не сплюнул на пол, — И бутылку убрал уже. Танька, подай-ка там, за печкой.
Вкуса крепчайшего самогона, по моему, ни Фёдор, ни Николай не почувствовали. Таким было потрясение от услышанного.
— И что теперь, всё за зря? — Николай до бела сжал кулаки.
— Ну почему за зря? Это история того, другого мира. Всё, о чём я рассказывал ещё не произошло и в наших силах всё изменить. Как поётся в нашем, пролетарском Гимне " Мы наш, мы новый мир построим…". Вот мы и будем его строить, — как можно увереннее сказал я. Хотя, если честно, даже не представляю как повернуть эту махину, под названием История, на другие рельсы. И куда эти рельсы, в случае если получится, приведут нас всех.