– Я даже не знаю, Рейнхард, порадоваться за вас или посочувствовать вам, – Гейдрих всё же разговорился. Нет, он не выдавал каких-то секретных сведений, их из него вытрясут в Москве, Но вот то, что меня абсолютно не интересовало ничего, связанное с ним и его службой, его задело.
– Объяснитесь, – он удивлённо вскинул брови.
– Ну тут всё просто. С одной стороны вы можете порадоваться, что война для вас в любом случае закончилась, а с другой, вы увидите крах всего того, чему так ревностно служили. Вы станете свидетелем поражения Германии, Рейнхард.
– Вы слишком самоуверенны, – презрительно бросил он, – Победоносная германская армия стоит у ворот Нарвы и Ростова, ещё одно усилие и мы возьмём Минск и дорога на Москву будет открыта. Ещё до зимы большевистская Россия падёт к ногам Рейха.
– Да бросьте вы, Гейдрих, цитировать здесь доктора Геббельса. Вы сказали одно ключевое слово; стоит. Ваша армия стоит, а мы ещё даже не начинали всерьёз воевать. Ваше намерение применить отравляющие вещества против Минска, которое вы тут назвали ещё одним усилием, нам известно. Как вы думаете, каким будет ответ на применение ОВ против нас? Сколько химических убежищ в городах Германии? Неужели вы думаете, что мы не ответим вам тем же? А есть ещё Англия, которая просто из чувства самосохранения так же нанесёт химический удар по немецким городам. По подсчётам наших специалистов, да-да, Рейнхард, мы всё давно уже подсчитали, 60 % населения Германии ждёт неминуемая страшная мучительная смерть. Вы готовы на такой размен?
– Вы слишком хорошо осведомлены для простого командира диверсионного отряда, – в голосе Гейдриха прорезался интерес.
– А вы всерьёз считали, что мы поверили в то, что Германия будет соблюдать принятые ею на себя обязательства и Пакт о ненападении вас остановит от агрессии? Мы прекрасно знали, что вы нападёте и усиленно готовились к этому. В том числе собирали информацию. Вы тут с пафосом говорили о победоносной германской армии, но так и не поняли, что влезли в мышеловку и крышка уже захлопнулась. У вас пока ещё остался сыр, но живыми вам отсюда уже не выбраться. Так что, по большому счёту, вы мне не интересны. Я и разговариваю с вами только потому, что считаю вас хоть и врагом и военным преступником, но всё же личностью не ординарной. Вам, конечно, придётся ответить за геноцид евреев, за "хрустальную ночь", за провокацию в Глайвице и за многое другое, но думаю у вас есть шанс сохранить свою жизнь. Всё зависит от вас. Или вы пойдёте на сотрудничество или вас повесят. Хотя лично я отдал бы вас прямо сейчас местным евреям. А они большие выдумщики по части того, как сделать последние долгие часы жизни по настоящему незабываемыми, – Гейдрих от моих последних слов побледнел.
Как удалось узнать от Гейдриха, прилетел он в Белоруссию для координации мероприятий по расследованию смерти Гиммлера и для подготовки "удара возмездия" химическим оружием по защитникам Минска. А на аэродром, к своему несчастью, приехал навестить старых друзей-лётчиков, с которыми летал ещё в небе Польши, Норвегии и Нидерландов.
Ещё одной интересной новостью было то, что за голову того, кто убил Гиммлера Гитлер назначил награду в миллион рейхсмарок, три месяца отпуска и поместье в любом месте на выбор. Плюс ко всему убийца стал личным врагом Гитлера номер один. Приятно, чёрт побери, высоко нас с Гризли оценили фрицы.
А наши планы отправить рано утром самолёты за линию фронта, а самим выдвинуться в сторону Кобрина и далее на Брест рухнули тем же вечером. Небо как-то вдруг заволокло плотными тучами и на землю хлынул самый настоящий ливень. Я едва успел вернуться в город до того, как дорога, до этого вполне себе приличная, превратилась в жидкую трясину. Взлётная полоса тоже размокла и теперь после окончания ливня надо как минимум сутки ждать, когда она подсохнет.
В штабе комиссар и генерал-майор Архипов чём-то беседовали с пожилым мужчиной характерной наружности. Увидев меня, он сказал; – А вот и командир. Можете обратиться к нему со своей просьбой.
Мужчина тут же встал и чуть заметно склонившись, представился; – Здравствуйте, товарищ командир. Меня зовут Авраам Нейльдман. После того, как немцы повесили нашего раввина я старший в нашей общине. Мы хотели обратиться к вам с просьбой принять в ваш отряд наших молодых мужчин. Они давно рвуться воевать, но, как вы сами понимаете, до этого времени не имели такой возможности.
– И вам здравствовать, уважаемый товарищ Нейльдман, – поздоровался я, – И сколько человек изъявили желание присоединиться к нам?
– 650 человек. Это только мужчин, а ещё 26 женщин и девушек.
Сказать, что старый еврей меня ошарашил, это ничего не сказать.
– Извините, не знаю как вас по отчеству, – обратился я к нему.
– Моего отца звали Хаим, – Нейльдман вновь чуть заметно поклонился.
– Скажите, Авраам Хаимович, а сколько вообще было человек в гетто?
– Почти пять тысяч. Немцы согнали сюда евреев со всех окрестных селений, – ответил за него комиссар.