И вот вся комиссия под руководством Евгения Решетникова в сборе, перед ней на столе лежат акты приемки. «Ну что, коллеги, — говорит председатель, — все проверили, каждый посмотрел по своей части? Познакомились с готовностью, с документацией, с персоналом?» Все кивают: «Да, да, да, да». Бумаги идут по кругу, все ставят свои автографы. Наконец эта пачка актов собирается напротив «железной леди», которая свою авторучку даже не вынимала. И тут происходит такой тяжелый разговор:
— А что же вы?
— А я не собираюсь подписывать никакого акта, блок не готов.
— Все считают, что готов, а вы считаете, что не готов?
— А я считаю, что он не готов.
Конечно, новогодние праздники были испорчены. Никакой загрузки топлива не произошло. А все дело было в том, что в каких-то наших документах, о которых мы в тот момент и не думали, мы обязались провести реконструкцию очистных сооружений Ростовской АЭС. Очистные работали, и неплохо. Но мы обязались там еще что-то достроить, особую технологию внедрить, чтобы очистка стала более эффективной. Говорим: «Ну сделаем когда-нибудь, что за проблемы. С пуском блока это точно никак не связано». Но нет, и все!
Начался 2001 год. Я к тому времени уже не летал на самолете в Волгодонск, я там жил, мне дали квартиру, и я раз в неделю ездил в Ростов к этой даме на переговоры. Каких только подарков не дарил! Цветы, конфеты, косметика… В итоге у нас с ней установились прекрасные отношения, но она железобетонно стояла на своем.
В то время директором и начальником стройки был совершенно удивительный человек — Николай Евтихиевич Шило. Заслуженный строитель, прошел, что называется, «и Крым, и рым». И вот он, поскольку они с этой женщиной земляки, оба ростовчане, говорит ей запросто:
— Ну что ты, Валя, прицепилась? Сделаем мы эту хибару. На что Валя отвечает:
— Когда сделаешь, тогда придешь.
И вот зима, январь, холод, метель, для начала строительства — мертвый сезон. Экскаватор грунт не берет — его отбойными молотками, лопатами, чуть ли не зубами грызли. Поставили мы эту хибару. Смонтировали все, что нужно. И только в марте она подписала. Вот так пускался первый блок. Там было достаточно много препятствий, но «железная леди» Валя — самый запоминающийся барьер на пути пуска «Ростова-1».
Ну и конечно, никогда не забыть сентябрь 1999 года. Накануне я был в Москве, а вечером приходит извещение, что случилась страшная беда. И вот мы решили пустить троллейбус, чтобы народ понял: стройка ожила. Тогда это был толчок, и серьезный.
В Волгодонске взорвали дом. Надо срочно лететь туда и организовывать все, что нужно, для жителей этой, да и не только этой, многоэтажки. Целый квартал остался тогда без окон и дверей: взрывной волной вынесло стекла, переплеты.
Состояние было подавленное. Это вообще было трудно уложить в голове: ну как это может быть, чтобы в мирное время взрывали дома с людьми? Прилетел в Ростов, приехал в Волгодонск — ну да, действительно. Яма на месте взрыва. Потом выяснили, что взрывчатка — не килограммы, тонны — лежала в грузовике, который поставили рядом с домом, на тротуаре. Взрыв осуществили дистанционно. Задний мост от этого грузовика нашли в соседнем квартале. Дом панельный, самой что ни на есть распространенной серии, не разрушился до конца, у него лишь обвалился фасад. Стена вся слетела вниз, и обнажилась ячеистая структура, были видны все квартиры с мебелью, вещами. Спасатели снимали людей, которые были в состоянии двигаться, но не могли спуститься сами, разбирали завалы, пытаясь найти кого-нибудь живого.
Это был дом сотрудников администрации станции, наш дом. Очень многие, конечно, пострадали. Причем больше всего от потоков битого стекла — они летели внутрь квартир. Взрывной волной кое-где повалило межкомнатные перегородки, вынесло входную дверь к лестнице и лифту, то есть квартиру полностью, со всеми вещами, выдуло в ту сторону. Страшное зрелище. Покалеченных людей было много, их тут же развезли по больницам. Эта часть довольно быстро и организованно прошла.
Мы, конечно, не участвовали в этом процессе. Работали профессионалы. Где-то дня два-три они производили активные действия, чтобы убедиться, что больше никого не найти.
А потом началось восстановление. Сразу было принято решение, что взорванную часть дома, конечно, ремонтировать не надо, а вот те дома, что рядом, — нужно. Это было начало осени, стояла хорошая погода, и во всех дворах появились столы наподобие тех, что для пинг-понга, но из крепких, хороших досок. На них резали стекла для окон. Конечно, не только жители дома, не только этот квартал — все население Волгодонска пережило шок. Впервые, кстати, я наблюдал такую организованность людей. Без команды сверху, без участия администрации образовались домовые комитеты, и довольно долго, до холодов, в каждом дворе города обязательно дежурили жильцы. Три-четыре человека, меняя друг друга, дежурили круглые сутки. И это была самодеятельность, никто их специально не организовывал.