Чтобы было понятнее, какой была стройка тех лет, упомяну один факт. Кроме плаката «Будь строителем!» на самом видном месте висело большое табло, которое информировало о том, сколько дней остается до пуска блока. Когда я приехал в мае 1980 года, до пуска, по-моему, оставалось 130 дней, хотя всем было очевидно, что это абсолютно невозможно. Эти 130 дней закончились, и какое-то время табло показывало 0 дней, потом появилось число 200. В общем, за то время, пока запускали станцию, эти сроки менялись раз пять-шесть, не меньше. Должен сказать, это произвело на меня неизгладимое впечатление. До сих пор очень болезненно отношусь к заведомо ложной информации. И когда мы формулировали на уровне Госкорпорации памятку для руководителя, настоял на включении в нее заповеди: «Не лги и не умалчивай». Передать заведомо недостоверную информацию — худшее, что может сделать сотрудник. Это «кривой патрон», с которым людей потом посылают на фронт. Думаю, что ложь и недомолвки — одна из главных причин развала Советского Союза.
В 1980-е годы была практика, когда ребят с высшим образованием сначала отправляли на рабочую должность. Если пришел в эксплуатацию, то сперва побегай по насосам, поизучай трубопроводы, а потом уже пойдешь работать либо начальником смены, либо на блочный щит — кнопки нажимать. Но когда мне предложили рабочую должность в реакторном цехе, я опять сильно обиделся. Все-таки почти ученый, да и специальность у меня не энергетическая. В отделе кадров так и сказал: «Не для того меня шесть лет учили физике и высшей математике, чтобы гайки крутить».
И тут рядом как нарочно оказался какой-то парнишка, пришедший на станцию на полгода раньше и уже все понимавший.
— Хочешь наукой заниматься — иди вон в ЦНИИ, — сказал он мне.
И мне так это название понравилось — ЦНИИ! «Наверное, это Центральный научно-исследовательский институт», — подумал я. Тут же согласился и был принят на работу инженером в лабораторию систем регулирования турбины, а ЦНИИ оказался цехом наладки и испытаний. Позже он был преобразован в цех наладки, испытаний и пусков, а потом на его базе создали нынешний «Смоленскатомтехэнерго».
Два с лишним года в этом цехе отработал, стал старшим инженером. И должен сказать, что прошел хорошую школу, потому что система регулирования турбины, пожалуй, одна из самых сложных систем на станции. С такими же тремя молодыми ребятами (один из них сейчас — директор Смоленской АЭС) изучал ее с нуля. Собственно, тогда же и появилось умение разбираться в железе. И конечно, пересмотрел свое отношение к ручному труду. Во всяком случае, согласился, что политика устройства молодых специалистов сначала на рабочие должности абсолютно правильная. Пока своими руками не потрогаешь, пока ключами не поработаешь — не поймешь, что происходит. Тем не менее, как только осознал свою ошибку, одновременно открыл для себя, что «передний край» — это оперативный персонал, который работает на блочном щите. И стал стремиться туда.
Только через два года при поддержке тогдашнего заместителя главного инженера по эксплуатации, ныне, к сожалению, уже покойного, Евгения Михайловича Сафрыгина, которому я чем-то понравился, мне удалось перевестись на должность старшего инженера по управлению блоком на блочный щит.
Тогда такие скачкообразные переходы были еще возможны, потому что персонала катастрофически не хватало. Сейчас у нас по нормативам как минимум семь, а то и восемь человек на каждой должности должно быть для работы по сменам, а тогда в наличии их было всего трое. И подменяли, если что, друг друга без разговоров. А если кому-то еще нужно было съездить — я уже не говорю про отпуск, просто к родителям, — ребята работали по 12 часов без выходных.
Так начался второй этап моей трудовой биографии — работа в эксплуатации, которая продолжалась с 1982 по 1993 год. В это время к стройке я уже не имел никакого отношения, чему был несказанно рад. Потому что в цехе наладки, особенно поначалу, кроме ежедневного перемешивания глины сапогами приходилось еще и бетон укладывать. Нас на месяц-два забирали из нашего ЦНИИ и отправляли в какую-нибудь подрядную организацию на горячий участок. Горячий — это не там, где бетон насосами качают, а там, где его надо нагрузить в ведра и отнести по лестнице на три этажа вниз. Другого способа доставки в такие места уже не было. На подобных работах молодые специалисты и проявляли себя по мере сил. Так что с полным правом могу говорить, что побыл настоящим строителем — плотником-бетонщиком третьего разряда.
К 1993 году я дорос до начальника смены станции. Попутно принимал участие в сооружении станции, но уже не как строитель, а как «пускач», во время пусконаладки. Мы вводили в эксплуатацию второй и третий блоки «Смоленки». И, поработав какое-то время начальником смены станции (НСС), я понял, что уперся в потолок, что дальше развиваться некуда. Следующим шагом для НСС считалась позиция заместителя главного инженера, но на эту должность, как правило, приходили с большим опытом, молодых старались не брать.