Инжиниринг. Истории об истории

В конце концов мы предложили оставить эти шероховатости, пообещав: если они будут развиваться, тогда и начнем думать над тем, как их устранять. Финны привлекли немцев, те еще раз зафиксировали все дефекты и сказали, что, по их мнению, их можно оставить. Для нас эти споры обернулись годом простоя, потому что хотя какие-то работы велись, но главная, красная линия — реактор — выпала из-за этих спорных дефектов корпуса. Однако потом мы быстро все закончили и второй блок пустили уже в 1980 году.

Куба — любовь моя!

Считается, что кубинский проект был заморожен по политическим причинам, но я думаю, больше по экономическим. Мы могли бы в 1990-е годы предоставить кубинцам кредит, а самое главное, у нас было сделано там все, кроме системы СКУ, или АСУ ТП, то есть системы автоматического управления станцией. А кубинцы ухо держали востро и требовали от нас, чтобы система автоматического управления станцией была самой современной. Мы скооперировались было с чехами, но потом вынужденно создали консорциум с Англией, Германией, Бразилией, Италией. Западные европейцы убедили нашего президента Бориса Ельцина, что они поставят на АЭС «Хурагуа» АСУ ТП, и Ельцин дал согласие на финансирование этих работ.

Но американцы надавили на англичан, и те вышли из консорциума. Потом опять же американцы нажали на немцев и итальянцев, и те тоже ушли. Остались бразильцы и мы. Бразильцы проявили стойкость и мужество, были с нами до конца, хотя, конечно, могли не очень многое.

Конец «эпохи Бендукидзе»

Самым сложным в китайском проекте было вернуть к жизни нашу промышленность. Потому что к началу практических работ по тяньваньскому контракту атомная отрасль России лежала на боку. До 1997 года, когда был подписан генконтракт, китайцы очень внимательно и осторожно подходили к возможности реализации того соглашения, которое с нашей стороны подписал президент Борис Ельцин.

Большое количество делегаций посещало наши проектные институты и промышленные предприятия — в основном Ижорские заводы, ОМЗ, «Атоммаш». Их впечатления были самые неблагоприятные. Не помню точно, в каком году посещал Ижорские заводы вице-премьер Китая, но это было перед самым подписанием контракта. Как и во время предыдущих визитов китайских делегаций, мы рассказывали нашу обычную «легенду». Нас спрашивают: «А где все люди? Огромный цех, а в нем практически никого». «Это обеденный перерыв», — объясняем мы. На самом деле производство просто стояло.

На «Ижоре» вообще был вопиющий случай. Там был корпус реактора для АЭС «Стендаль», изготовленный настолько качественно, что его не стыдно было показать гостям. У китайцев к тому времени уже была возможность сравнивать наши и французские предложения. Так вот, принимаем мы делегацию из Поднебесной во главе с одним из заместителей премьера Госсовета КНР. Совершенно пустой цех, посередине — красиво подсвеченный корпус реактора. Мы все постояли возле него и двинулись дальше. И вдруг нам навстречу — двадцать или тридцать голодных кошек! Зам товарища Ли Пена был просто шокирован. «Что это такое, откуда они взялись?» Чуть позже он удивился, что этот завод у нас частный, и занял твердую позицию: столь ответственное оборудование нельзя делать на частном заводе. Предложил менять предприятие — видимо, под впечатлением от всего увиденного, в том числе и кошачьего хоровода.

А в Китае в то время уже активно работали французские, канадские, американские фирмы. Главными нашими конкурентами были французы. Они построили в Китае четыре блока примерно нашей мощности и собирались строить еще два — по проекту прошлого тысячелетия, примерно 1980-х годов. У нас же проект на момент заключения контракта отвечал современным требованиям безопасности. Я не беру вопросы экономические, себестоимость и так далее, но с точки зрения безопасности мы в то время были на шаг впереди, а это главное для атомной станции. Французы во что бы то ни стало хотели заполучить этот контракт. И они даже давали цену меньшую, чем у нас. Но есть и технические критерии отбора. Наш проект, разработанный для Китая, был признан наиболее перспективным.

Главный в Китае

Мы перебрали несколько кандидатов на должность руководителя китайской площадки и остановились на Александре Селихове. Как показало время, попадание было стопроцентное. Это при том, что я его до того момента не знал, кандидатуру его кто-то предложил. Я его вызвал, вижу: молодой симпатичный парень с очень хорошей производственной биографией. Учился в Грозном, в Чернобыле долго работал. К аварии никаким образом не причастен. Нас подкупил его опыт строительства первого блока-«миллионника» на Хмельницкой станции. Он его построил, пустил. После этого мы его забрали.

Китайский заказчик