Иоанн Грозный (СИ)

         Иноземцы с ужасом ждали, когда обыск дойдет до них. Крестоносцы и меченосцы были опутаны условностями, соблюдали кодексы чести, эти носители метл и голов собачьих разденут до нага, не поморщатся. Вот злое простодушие природы. Иностранцы отворачивали глаза, тупились. Не желали они поймать тяжелый исподлобный взгляд Матвея. Похмельному ему сам черт не рад.

         В саквояжах и баулах испуганно жавшихся друг к другу иностранцев не нашли краденого. Матвей приказал им называть имена. Воздух сотрясся от необычных Френгамов, Клаузендов и Симонов. У голландца,  медика и алхимика Бомелия, «философа», возвращавшегося в Московию после короткой отлучки, не отобрали  астролябии и глобуса с телами небесными, но попросили объяснить назначение разноцветных жидкостей в пузатых емкостях, порошков в туго завязанных мешочках и кореньев. Бомелий показывал жестами, чего они лечат. Его не понимали. Матвей догадался: что там про мужскую силу. Заподозрил, не про историю ли с купеческой дочерью намекает, подлец. Не сказал ни слова, сдержался.

         Аптекарь Зенке взял склянку с желтой водой, отхлебнул чуток и упал наземь в судорогах. Яков наложил на себя крест и отошел с Богом. Зенке поднялся, довольный примененным им языком знаков.

         У английских послов нашли три письма от королевы к царю. Разложив их перед собой на столе, смотрел на вензеля и  короны, тяжелую думу думал Матвей.  Опричники стравили на дворе в драку гусей. Делали ставки, науськивали. Смех и гогот не рассеивали Матвея.

- Чего мыслю, Яша? - сказал племянник дяде. – Ты – писец, грамотей. Слепи письмо наподобие этих. Иноземная бумага все одинаковая. Помню то письмо, не сильно оно от сих аглицких отличалось. Бумагу тебе счас в обозе возьмем.

         Якову хотелось помочь племяннику. Отзывчив он был, ревность не застила родственных чувств и детской привязанности. И в мыслях не было устранить племянника с дороги к Наталье подставою. Замечал все же: несуразное говорит Матвей, вне себя в отчаянии.

- Чего ж я на титле выведу?

- Латиницей выведешь – Магнус, Эзельский правитель. Льва выпишешь. Лев железно там был… Сургуч расплавим. Выдавишь корону.

- А внутри чего? Я царской грамоте не учен. Магнусова языка тоже не знаю.

         Матвей наморщил лоб.

- Магнус, он кто?

- На сколько ведомо мне: датский принц. И чего?

- У датчан с англами язык скорее розный. Эх, кабы англичанина заставить их крючки выводить!

         Яков вскочил, забегал по комнате, ударяя кулаком в ладонь:

- Зачем же пить столь надо было меду, Матвуша?

- Вышло - не вернешь. Бес попутал. Надо думать как выкручиваться.

- Как выкручиваться?! По-русски я складами читаю. Ты в письме нем. Титлу, допустим, я немецкими буквами состряпаю, такие письма видал, а внутрь чего вложим? Пустой лист.

- Сомнение свое убери. Понимаю остроту передряги. Магнус нашему царю можь и  по-русски писал, только чего?

- Здравствуйте, мол, батюшка – царь. Как ваше здоровьице? Как погода? Льет, как из ведра, или супротив – вёдро, снежок? – изгалялся Яков.

- Чего он  писал? – недоумевал Матвей.

         Вдруг его осенило.

- Чтоб ошибок не наделать, ничего не пиши. На листе бумаги корону выведешь.

- Какую корону?

- Какую?!. У царя нашего, Иоанна Васильевича  на голове в Успенском соборе венец  видал?

- Видал.

- Вот подобный изобрази!

- Чего означает сей венец?

- Бояре и приказные дьяки – не дураки, разберут.

- Не стану рисовать короны, - твердо отказал Яков.- Ты письмо посеял, ты и рисуй.

-Не могу я, Яшенька. Рука с утра дрожит.

         Лицо Матвея накуксилось. Он вдруг заплакал, превратившись в сломленного затравленного медведя. Кулачищами мазал слезы по щекам.

- Спаси меня, Яша!

         Яков и без того знал, полетит голова Матвея, как, не вмешайся, полетела бы рука десятского. Через четверть часа, сдвинув  брови и беспрестанно облизывая сухие губы от напряжения, Яков рисовал гусиным пером корону в целый лист.

         Закончив работу и получив одобрения племянника, он и сам остался доволен. Венец получился в три зубца с кругляшами каменьев на концах и даже лучами, испускаемыми от них. Настоящее письмо от Магнуса. Царь и бояре не заметят подделки, и жизнь Матвея будет сохранена. По крайней мере, так успокоено полагали дядя и племянник.

         Обоз тронулся. Иноземцы неуклюжими птицами взгромоздились поверх чехленного английского товара. Жерла английских пушек кое-где стыдливо выглядывали из-под плотной ткани, выдавая государеву тайну.

         В коий раз пережевывавшая беду  дева,  глядела из горницы в окно. Вытирала слезы платком, белила опухшие слезы от батюшкиного догляда. Гадала, что сделает  тятя,  воротившись с волости, куда помчался искать погони на скоморохов. И снова, обнявшись, горько рыдали взахлеб с мамкой и сестрами.