Иоанн Грозный (СИ)

         На покрытое алыми коврами сбитое дощатое возвышение, не по сему случаю изготовленное,  всегда используемое, из Кремля выносимое, воссели четыре волостеля в серой ткани зипунах на толстой шерсти, подле - два губных старосты, дрожавших под овчинными бекешами, два дьяка Расправной палаты – тоже в зимних рясах, два целовальника в козлиных тулупах, сельский, или мирской староста – раздетый, в одной поддевке, важный новгородский предстатель в столице – в цельной шубе, обтянутой шелком, два московских тиуна в высоких шапках, драповых ризах со строгими рядами начищенных до сверканья медных пуговиц. Помолясь на кресты Кремля, приступили к делу. Дьяк зачитал суть спора: соблазн чужих хлебопашцев. Яков был прав, потому что крестьяне были его, Матвей – потому что увел их в Юрьев день. Представлялось: крестьяне без внешнего посула сами ушли.

         Толпа, глазевшая на казни и наложение оков, сдвигалась к  поединку. Лотошницы, носившие пареную репу, лук с яйцом, пироги с морковью и капустой, сивуху в разлив, брагу и мед шли в народ. Жуя, глядеть на расправу – несказанно удовольствие. Дети пробирались меж старшими в первые сидячие на корточках места. Внимание зрителей, обсуждавших  соперников, отвлекало сборище вокруг гулявшего царевича, хмельно бравшегося молодой женой хвастать, заставляя в санях в полный рост пред народом вставать,  людям кланяться. После папаши Иван - государь,  Елена Шереметьева, ежели угодит и не будет пострижена, - царица. Поединок и царевич раздирали ротозеев надвое. Царевич воспреобладал. Шуткуя,  он приказал выпрячь  низких смирных лошадей и поставить под оглобли лезших на разные стороны медведей. Смех, звук трещоток, перебор цимбал, бой шутовского барабана, трели труб сыпались от ватаги Ивана, глушили постановление о решении спора Грязных судебным поединком.

         Иоанн, шедший по крепостной стене в окружении старших бояр, по обыкновению пытавшихся осторожно подсказать ему, что делать, остановился и окинул нетерпеливым взором белую реку и южный берег, обнаженный набегавшей весной. От Крымского двора скакали всадники в цветных теплых халатах и чалмах. То были татарские купцы, привлеченные ярмаркой. Лошади приседали на зад, съезжая на лед. Иоанн проследил направление конского движения. Оно упиралось в огороженное поле. Матвей и Яков явились  карими мурашками на усыпанном золой площадке. Грязные уже опустили копья и готовились пришпорить скакунов, дрожавших, рвавших узду. Яков сидел на  пегой Томиле, Матвей на гнедой – с прозвищем, едва ли надолго ему известным. Царь отвернулся от соперников, широкий взгляд его прямым и боковым зрением объял реку с ярмаркой, стиркой, грубыми развлечениями. Белая река сворачивалась в свиток паруса, уносившего в Англию. Иоанн прозревал ряды закрытых шторками пушечных амбразур, трепещущие, издающие скрипучий призыв ванты, такелаж, судовые лестницы. Никогда не видя моря, он воображал его горбатым в середине полушарием. Нужно перемахнуть синий пенящийся гребень. и ты в стране обетованной. Приезжие говорили, ежели глядеть в сильную, придуманную голландцами трубу, сначала узришь флаги на большей мачте, потом явится досмотровая корзина, стропила поменее,  а там - надутые ветром полотнища. Вот и корабль с ним сперва кажет аглицкой стране златую хоругвь Иисуса, кою велит  он  взмыть наверх. Далее опустится глянцевая картинка и откроет палубу, там встанет он с младшим сыном. Россию оставит Ивану… Что же и Ирину Годунову заберет он с собой? Значит, и Бориса. Кого еще? Частицу Москвы потащит следом.

         Чу! Встречь аглицкому кораблю, уносящему Иоанну, идут  челны многие. То встречают англичане с великой радостью. Машут с корабельных бортов платками, делают круги  треугольными шляпами. На судне Иоанн разматывают с кнехтов швартовые. Ожидают, когда притрется флагманская каравелла. В спокойной воде стучат боками аглицкие струги. Хромой адмирал в красном камзоле с тростью, серебром отделанной, подходит к Иоанну. Кланяется до пола. Царь милостиво подает для поцелуя тыл кисти. Чего же? А то королева Альбиона велит передавать здравицы жениху. Станет он королем англичан, сохранив веру греческую, Православную… И уже в воображении Иоанновом покрывается аглицкая земля сеткою русских округлых дорогих сердцу луковичных куполов. Везде вознесен златой крест, торжествующий над полумесяцем. Стекается духовенство, текут молельщики. Королева в Вестминстере отрекается нечестия, омывается в белой цареградской купели.

         Корабели неустанно множатся. Темнеет от мачт горизонт. Некуда и встать на море. Тяжело рябой глади. Пугливо и радостно царю. Почет почетом. да в полон бы не взяли. Нет, докладывает адмирал, послала нас королева на Ливонию. Бить пушками по Риге и Ревелю, крошить царских ворогов. Да, ну! Аз, воздам.