Безвестный русский удалец прошел подземным ходом в Свиную башню и зажег заложенный внизу порох. Башня вздрогнула, затряслась, покачнулась. Будто видении, встала на воздух и разъединилась в прах, скатив с себя польские знамена. Псковичи взревели умиленной радостью. Ударили единодушно. Раненые не уходили, шли вместе со здоровыми. Ров горой наполнился телами отступавших смятенных ворогов. Из дальних частей крепости подтянулось свежее наше подкрепление. Стрельцы входили в бреши и кололи, резали, рубили. Послухи вместе с ратниками сомкнулись плечом к плечу и вопили с ожесточением: «Не предадим Богоматери и Святого Всеволода!»
Наши дружным валом смяли утомленных врагов, вытеснили из проломов, низвергнули с раскатов. Заставили обернуться, побежать. Упорствовали венгры, засевшие в Покровской башне, но и их выкурили, рычагами покидав в окна зажженные хворост, паклю, мягкую рухлядь в корзинах. Венгры горели заживо В отчаянии прыгали из горящих бойниц, разбивались о камни.
Стефан шел спасать венгров с запасными полками. Псковичи вышли встречь. На освобожденные стены влезли старцы, женщины и дети. Воодушевляли наших, показывая младенцев, проклинали неприятеля. Стар и млад выбегал под пулями и стрелами из острога, цеплял веревками брошенные вражеские пушки, тащил в кремль. Жены несли воду освежать сражающихся, перевязывали раны за их честь пострадавшим. Священники спешили отпевать павших, отпускали грехи, не успевали прикладывать кресты к устам отходящих. Деды неустрашимо заковыляли на врага с поднятыми копьями. Зрелые неумных гнали. Те мешали своим воодушевлением.
Союзническое войско выровнялось и в полном порядке, бия в барабаны и гремя трубами, медленно отступало в сторону Снятной горы, еще огрызалось недовольным поджавшим хвост зверем. Польские стрельцы останавливались шеренга за шеренгой, сыпали на полки порох, чиркали кремнями, пуляли из ружей на подставках, прикрывали отход. Показывая спину, Баторий ехал на белом коне, кусал пока никто не видит ногти.
Наши вернулись ввечеру с польскими и союзническими трофеями, знаменами, трубами, множеством пленников. Ночью осветились псковские церкви. Воины и жители воздавали благодарность Богу за отбитый натиск. Послали гонца в Москву с радостной вестью. Гонец счастливо обогнул лагерь неприятеля, где едва мерцали погребальные огни. Иезуиты с прелатом Антонием и другие посланники сделались свидетелями польского поражения. Везде в лагере раскладывались тризны, отпевали павших. Поляков, литовцев, иных пало в том приступе до пяти тысяч, наших – восемьсот шестьдесят три человека.
На следующий день Баторий опять выехал к войску. Крепя лицо в присутствии войсковой Думы, потребовал или умереть, или взять Псков. Никто не уедет от стен, пока не выполнит. Осажденным пустили стрелу с польскою грамотой: «Дальнейшее кровопролитие бесполезно. Сдайтесь мирно. Вам будет честь и милость, какой не заслужите от московского тирана. Народу – льгота, неизвестная Руси, со всеми выгодами свободной торговли, издревле процветавшей в Псковской земле, когда ваши предки обладали достаточным разумом, чтобы приглашать князей для городской защиты и управления не из Московии, но - Вильно. Обычаи, достояние, вера сдавшихся на мою милость будут неприкосновенны. В случае несогласия – гибель! Мое королевское слово – закон!»
Шуйский отвечал королю: «Иди на брань. Победа зависит от Бога». Наши спешили довершить деревянную стену сзади каменной. Залатали проломы. Выкопали ров между каменной стеной и задней, деревянной. Во рву наставили острый частокол. Принялись ждать нового нападенья.
Шесть недель тянулась осада. Поляки воздерживались от нападения. Перегруппировывали силы. Пополняли полки подходившими подкреплениями. Пушечный обстрел города был ежедневным. Пришло осеннее ненастье. Союзники мерзли в палатках и землянках, промокали под дождем. В неуспехе дела винили не короля, но воеводу Замойского, королевского заместителя. Пустили слух, что Замойский с королем скоро едут греться в Варшаву, где начинались балы, оставляя войско в сломанных домах и палатках на всю суровую зиму. Сплетня подтверждалась: командование распорядилось рыть землянки, укреплять их стены тесом, внутри класть печи. Повсюду сновали разъезды, отбиравшие у крестьян хлеб и скот. Этим освободители не могли не раздражать провозглашено освобождаемых от неистовства Московита.
В великой тайне поляки вели девять подкопов под псковскую стену. Хотели заложить порох и взорвать. Иван Петрович Шуйский снова узнал . Послали смельчаков рыть навстречу. Среди них выступил и Матвей Грязнов, не уронивший лица на стенах. Вместе с другими он копал. Два хода соединились схваткою. Поляков порезали, отогнали. Встречные ходы засыпали предупреждающими взрывами.