Иоанн Грозный (СИ)

         Царя пользовали мукой с медом, печеным луком, семенами, в горшках отваренных. Иоанн доверял более других Якову Строганову. Ежели  покорил Сибирь, то и во всем остальном должен быть он умелец. Строганов мазал дряблое тело Иоанна медвежьим салом, давал пить настои кривых сибирских корешков, парил в бане ветвями дерев, произраставшими за Каменным поясом. После бани  государю делалось лучше, от отваров корешков сердце немыслимо стучало. От битья в висках темнело, в глазах. Иноземные доктора, тоже царя пользовавшие, были против Строгановского лечения. Скрипели: напряжение сил ведет к убыстренному истощению. От Иоанна стал исходить нестерпимый отвратный дух внутреннего гниения. Злые языки желали бы найти у него венерину болезнь, но консилиум иноземцев определил рак легких.

         Иоанн мучился приступами странного смеха. Болезненная улыбка не сходила с искаженного  вымученного складчатого лица   с заострившимся  подбородком, натрое разделенным серой бородой, выпученными бугристыми надбровьями черными глазами, откуда ущелья морщин бежали к отвислым породистым ушам, вылезавших из  косм. Сиплым глухим голосом Иоанн надоедливо храбро твердил, что нацарвствовался, и то – шел пятьдесят первый год. Напичканный лекарствами, Иоанн еще хватал за груди набожную невестку. Ирина не находила  покойного места. Входила в царские покои с сострадательной древней иконкой и бежала, закрывалась на запор на женской половине в ужасе, омерзении. Как сложилось бы с ней, коли царь поправился? Слабый, он ее не догонял. Поверят ли ангелы его ежедневному троекратному дьявольскому покаянию? Не слеп был Иоанн: оказал Годуновым он великую честь породнения с Рюриковичами. Борис  терпел, привычно ждал,  беспомощно рассчитывал. Иоанн требовал звать научать Ирину в свою очередь объяснять Феодору, как детей делать. Желал  поглядеть на кроху-внука, не в дурака-отца. Призывал младых и вразумлял в ногах его постели сидящих. Ирина пылала. Мысленно читала молитвы, дабы грязные слова тестя не убили души, а Феодор волосами жены игрался. Сплетет косички да  и распустит.

         С севера  звали волхвов. У Зенке царь потребовал поискать в оставшихся бумагах Бомелия, нет ли другого оставленного предсказания царской смерти, кроме несбывшегося. Таковое сыскали. Царю надлежало отлететь 18 марта сего года. И уже явилась комета с крестообразным хвостом, видели меж колокольней Ивана Великого и церковью Благовещения. 10 марта литовский посол был остановлен на пути в Москву по причине сильного государева недомогания.

         Царь провалился в беспамятство. Он громко призывал убитого сына, бесполезно отписывал ему царство. Мало ли было и письменных таких завещаний! Борис прислуживал повелителю. Мольбы Иоанна бальзамом изливались ему в сердце.  Иван, мертв, есть  Феодор. При неразумии Феодора, сей подвластен наущениям  супруги, она – Годунова. Невиданная удача: северная Русь доставалась Борису. Чтобы не сглазить, тот не смел  помышлять, как обойдется с нею. Ясно: не подобно Иоанну! Беречь, лелеять, расширять, облегчать налоговое ярмо. Заставить людей любить себя, не бояться. Иоанн со своим страшным  поставленной на попа тыквой-черепом, паучьими пальцами ниже колен, лежал на постели, ставшей одром,  метался, то богохульствовал, то взывал, но не подавал признаков, что когда-либо  распознал  в Борисе  оппонента.  Борис хоть и облагодетельствован овичем, но другим, не царю. Ему он оставался Борькой, подай-принеси! И Борис, опрокинув царя на бок, сдирал с него порты и покорно вытирал тряпкою скудные государевы испражнения. Те были, как кровь. Иоанн  выкашливал серозные кровяные легкие. Смрад разложения висел в комнатах невыносимый. Нельзя было морщиться.

         Государь нашел еще силы приказать отнести себя в подвал, где лежали сокровища. Кликал послов, на месте оказался английский посланник Горсей. Слабой рукой перебирая смарагды и яхонты, царь  напоследок хвалился Горсею богатствами России. При Горсее Иоанн вызвал Богдана Бельского и приказал выгнать из дворца волхвов и астрологов, ибо, перепутав дни, думал, что 18 марта уже прошло, и он опять обманул смерть.

         В теплой ванне царю стало лучше. Лежа в воде, он ждал донесения о казни самых наглых предсказателей. Они успели бежать. Бельский обещал к вечеру словить всех. Царя обтерли ароматной рухлядью, он коротко забылся. Проснувшись, еще соизволил играть в шашки. Вдруг повалился на шашечную доску лицом к Богдану. Огромные глаза вылезли, будто на ниточках, и разглядывали что-то за спиной царедворца. Врачи из соседней горницы ринулись  уже к трупу. Терли  крепительными жидкостями, бесполезно.

         Вошел митрополит Дионисий, тяжелый мрачный торжественный. За ним Борис торопливо внес схиму пострижения. Все замерли, настолько неуместным показался  обряд, иступленным воображением назначенный величайшему грешнику. Митрополит торопливо прочел молитвы. Не веря в пресечение жизненной нити, объявлял усопшего живым  монахом Ионою.