Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле

Площадь Святого Петра в те холодные дни превратилась в место манифестаций сочувствующих «Солидарности»: поляки и иностранцы держали на генеральных аудиенциях красно-белые полотнища и транспаранты с названием независимого профсоюза. Иоанн Павел II не осуждал их за это, напротив, пользовался случаем выразить поддержку распущенному объединению и заодно напомнить о своей последней энциклике, где также говорилось о взаимовыручке трудящихся. На Рождество 1981 года в окне папских апартаментов зажглась свеча в память о жертвах военного положения[798].

Арестованные польские диссиденты ощущали эту поддержку — помогло то, что Ярузельский допустил ксендзов к интернированным. В конце января 1982 года часть лидеров «Солидарности» передала в Апостольскую столицу из лагеря под Бялоленкой шуточный «Диплом почетного заключенного». «Будь с нами, как мы с тобой», — просили арестованные, в том числе такие нерелигиозные люди, как Михник и Геремек. Иоанн Павел II с восхищением упомянул об этом документе на последней январской аудиенции 1982 года[799].

Тем временем в Брюсселе прошло заседание христианских профсоюзов, организованное генеральным секретарем Всемирной федерации труда Яном Кулаковским — бойцом Армии Крайовой, который в 1946 году эмигрировал в Бельгию. На этом заседании присутствовали польские невозвращенцы, которые в момент введения военного положения оказались за границей: Бляхницкий, Цивиньский и другие. С подачи Кулаковского «Солидарность» приняли сразу в две международные организации профсоюзов: христианскую и социал-демократическую. Затем Кулаковский организовал в Риме слет представителей двенадцати профсоюзных объединений из разных стран, чтобы показать степень поддержки «Солидарности». Участников слета принял понтифик, изложивший перед ними свою версию «богословия труда»[800].

Лишь бы не пролилась кровь — заклинал римский папа и на этой почве совершенно разошелся, например, с Гедройцем, главным редактором «Культуры», который собирал во Франции подписи под воззванием к вооруженному сопротивлению. В самой Польше папскую линию проводил Глемп, который после кровавых событий на шахте «Вуек» отозвал резолюцию Главного совета епископата — в ней содержался призыв к властям соблюдать права человека и освободить интернированных. «Пускай церковь клеймят за трусость, кунктаторство и смягчение радикальных настроений. Она защищает всякую человеческую жизнь, а потому при военном положении будет способствовать сохранению мира, отказу от насилия и братоубийственной борьбы», — говорил примас[801]. В отличие от Войтылы, Глемп не мог открыто выступать против режима, но создал Общественный комитет при примасе для помощи репрессированным. Возглавил комитет Станислав Стомма.

* * *

Польская «хунта» носила название Военного совета национального спасения. Несмотря на зловещие параллели с диктаторами третьего мира, в этом органе собрались отнюдь не кровожадные солдафоны. Они стремились вывести экономику из пике и успокоить общество. Поэтому пошли на неслыханные уступки церкви. Ксендзам позволили служить мессы в лагерях для интернированных, католическую прессу перестали ограничивать в тиражах, иерархи получили возможность ходатайствовать за арестованных, повсюду развернулось строительство храмов и часовен[802]. Это не означало, что епископат получил все, о чем мечтал. Как и в начале семидесятых, власть лавировала, действуя кнутом и пряником. Так, главой нового предвыборного блока поставили писателя из лояльного властям ПАКСа Яна Добрачиньского, а в самом ПАКСе сменился председатель: вместо Рейффа, который отважился на заседании Госсовета проголосовать против военного положения, организацию возглавил Зенон Комендер, одногодок Ярузельского, учившийся с ним в одной гимназии. Священников, открыто поддерживавших оппозицию, всячески преследовали, а самого известного из них, варшавского ксендза Ежи Попелушко, в октябре 1984 года убили сотрудники госбезопасности.