Иоаннида, или О Ливийской войне

Вражеская кавалерия, одинокая и беззащитная, скакала по открытым равнинам. Дикарь Иерна, чья сила была сломлена, прихватил с собой ужасные изображения своего бога Гурзила, надеясь защитить себя с его помощью. Герой-неудачник обременил своего коня двойным весом, замедлив движение. Тем самым бедный человек накликал на себя смерть. Кому ты поклоняешься, глупец, какую защиту предлагает он твоим людям, какое утешение и какую цену предложил он тебе, когда ты похищен смертью, а он сам сокрушен твоими врагами, которые плавят металл, из которого он сделан, огнем лишая его формы? И так сиртские отряды, которые окружала преследующая армия, сверкая оружием, рубя их в пустыне, несли потери, свершая бегство по широким равнинам. Никто из беглецов не был способен не то что противостоять римским преследователям в мрачной битве, но даже просто обернуться и взглянуть [на них]. Охваченные хладным ужасом, они бросали свои мечи и плашмя падали с коней. И наши воины, пожираемые горькой ненавистью, с легкостью учинили этим трясущимся избиение. Наши люди вернули старые знамена Соломона и вместе с ними добычу, награбленную Иерной. Ужасные тела лежали, распростершись, по всем полям, останками были полны долины и скалы, так что и реки были заполнены грудами трупов, и лошади скакали по трупам, окрашивая свои быстрые копыта [кровью] раздробленных членов. Несчастные раненые стонали, а их кровь текла на траву. Кровь, стекавшая по оружию, запеклась и тем самым закрепила его в руках людей, ибо каждое лезвие было красным. Средь многих тысяч действительно пал вождь Иерна. Тот дикий и некогда высокомерный вождь мармаридов лежал посреди поля боя израненный и обнаженный, как он того и заслуживал.

Этот день был бы последним для всех племен, если б неуклонный путь солнца приостановила благосклонная отсрочка, как это некогда было[95]. Но поскольку светило село, следуя непреложному пути своего вращения, и скрылось за западными волнами, это вместе с наступившими сумерками лишило [римлян] возможности видеть бегущие племена и поле боя, так что наши храбрые войска вернулись в свой лагерь.

Песнь VI

(ст. 1—314)

В ту ночь не все победоносные римляне предались мирному отдыху одновременно; напротив, избранные ими часовые поочередно охраняли лагерь и не смыкали глаз для сна. Радостные мысли проносились в их бодрствующих умах, и никакая медлительность не овладела членами тех не разбитых в бою людей. Победа восстановила их одеревеневшие мускулы, и, что еще больше, ожидание добычи воскресило их доблесть, а обещания их верного предводителя облегчили их души.

В то же время под защитой ночной темноты войско мавров бежало прочь, рассеявшись в страхе по бездорожью пустынь всей области. Ночь помогла им, и ночь же тревожила их. Покрывая все тьмой, она спасла людей от пасти ада, и она же беспокоила те же приведенные в смешение отряды той неопределенностью, что принесла война. Они бежали в страхе, несмотря на то что никто их не преследовал. Трепеща, они воображали, что производимый ими самими и их товарищами шум – на самом деле [преследующий их] враг; и так, в смятении они продолжали нахлестывать высокие бока своих коней. В тишине ночи горы отражали эхом повторяющиеся удары их хлыстов, и копыто быстрого коня устрашало ряды их союзников, ударяя по твердой равнине.