Йога Васиштхи Том 1

15–18. С большим трудом пересек я эту пустыню, напоминая различающего истину мудреца посреди океана пустой и бессмысленной по своей сути сансары. Пройдя пустыню, я на утомленном коне добрался до леса, как солнце по завершении своего дневного пути достигает края западных гор. Там росло множество деревьев джамбу и кадамба, в ветвях которых сладко пели птицы. Проходящим через рощи путникам они показались бы добрыми друзьями. Изредка на земле виднелись пучки травы, не радовавшие глаз. Равным образом и нечестно нажитое богатство не приносит радости сердцу обманщика.

19–22. По сравнению с бесплодной пустыней это место было чуть лучше; так для людей страдания болезни бывают предпочтительнее смерти. Я добрался до места, поросшего деревьями джамбира, точно Маркандея после долгих скитаний по великому океану – до дерева, где обитал Вишну. Я ухватился руками за стебель свисавшего у моих плеч плюща подобно горе, что удерживает темные гирлянды туч под палящими лучами солнца. Конь выскользнул из-под меня и ускакал; так с человека, окунающегося в воды Ганга, смываются все его грехи.

23–26. Устав после долгого путешествия, я решил остаться в этом лесу подольше и отдохнуть, как солнце находит покой за хребтами западных гор под сенью дерева, исполняющего желания. Когда солнце вместе со всеми делами сансары зашло за западные горы для отдыха и вся земля постепенно окуталась тьмой, а в лесу началась ночная жизнь, я нашел убежище среди веток, на мягкой траве, как птица в гнезде.

27–30. Словно человек, укушенный змеей, или потерявший память при смерти, или отчаявшийся и страдающий, либо застрявший в темном колодце, я, казалось бы, на целую кальпу погрузился в забытье, уподобившись мудрецу Маркандее, которого носило в водах великого океана разрушения. Я не мылся, не молился, не ел, и вся моя бессонная ночь прошла в страданиях. Все это время я испытывал ужасные мучения и дрожал как лист.

31–35. Затем тьма стала рассеиваться, а звезды, луна и ночные лотосы утратили свой блеск и потускнели, сделавшись похожими на мое бледное лицо. Когда вой диких демонов в огромном лесу начал утихать, я, клацая зубами от ужасающего холода, дождался рассвета, когда восток раскраснелся, будто от хмельного пития. Он словно смеялся над моими страданиями. Вскоре я увидел всходящее солнце, спешащее оседлать своего слона на востоке, и обрадовался, как нищий золоту или непонимающий, наконец обретший понимание. Встав, я отряхнул пыль со своих одежд подобно Шиве, вытряхивающему свою слоновью шкуру перед началом самозабвенного танца на рассвете.

36–38. Я отправился бродить по этому огромному лесу, точно Каларудра по миру, в котором все существа сожжены пожаром разрушения. В этой суровой глуши не было видно никаких живых существ; так у глупца нет ни малейших следов благородства. Только птицы совершенно бесстрашно перелетали с ветки на ветку среди деревьев, чирикая и посвистывая.

39–41. К полудню, когда солнце поднялось в небе и высохла утренняя роса, лежавшая на лианах, я увидел девушку, несущую горшок с пищей, подобно тому, как демоны-данавы узрели Вишну в образе Мадхави, несущей кувшин с нектаром бессмертия. Будто луна к ночи, я подошел к ней, чернокожей, в грязной одежде, с быстрыми глазами, похожими на звезды.

Я попросил ее:

42–43. Девушка, дай мне поскорее этой еды, поскольку я в несчастном положении. У помогающего несчастному преумножаются богатство и успех. О девушка, я страдаю от невыносимого голода, отравляющего меня, как черная кобра, сидящая в дупле старого дерева.

44–47. Хотя я молил девушку о еде, она ничего мне не дала, как богиня Лакшми, у которой вымаливает богатство недостойный человек. Затем я долго и неотступно следовал за нею от рощи к роще, словно тень.

Потом девушка сказала мне:

Знай, украшенный золотыми браслетами, что я из племени неприкасаемых чандалов, жестокая, как демон-ракшас, и питаюсь плотью людей, лошадей и слонов. Не надейся получить еды от меня по причине почтения к твоему царскому достоинству. Дикарю ничего от тебя не нужно, и тебе не видать от него дружбы и уважения.

48–51. Произнеся это, девушка продолжила путь, игриво прячась за лианами и появляясь из-за них. Потом она сказала:

Я дам тебе этой еды, если ты станешь моим мужем, ведь простые люди не помогают другим без выгоды для себя. Здесь мой отец, неприкасаемый племени пулкаса, на волах возделывает поле, похожий на духа-веталу на кладбище, голодного и серого от пыли. Эта еда – для него. Я могу ее дать только своему мужу, ведь отношения супругов уважаются больше жизни.