25–29. После того как учеными пандитами были зачитаны святые итихасы и писания, а преданные поэты произнесли свои восхваления, в зал собраний торопливо вошел некий чародей, подобный грозовой туче, сияющей молниями и готовой пролиться на землю дождями. Он поприветствовал царя, низко склонив к его ногам свою голову – так увешанное плодами дерево поклоняется прекрасной горе. Он сел перед повелителем, как обезьяна перед огромным тенистым деревом, усыпанным плодами и цветами, и обратился к восседающему на высоком троне царю, будто торопливая пчела, желающая нектара, – к лотосу, испускающему приятный аромат.
Чародей сказал:
30. О владыка, с высоты своего трона взгляни на этот удивительный фокус, как луна взирает с небес на землю!
31–32. Сказав это, он взмахнул пучком павлиньих перьев, завораживающим, словно майя высочайшего Сознания, являющаяся причиной иллюзорного разнообразия творений. Перед великим царем встала сияющая завеса, образованная искрами света и похожая на радугу, которую наблюдает Индра из своей небесной колесницы.
33–35. В тот же миг в зал собраний вошел конюший из соседней страны Синдху. Он появился, словно облако, плывущее по звездному небу. За ним ступал жеребец, спокойный и резвый, подобный коню Индры Уччайшраве, что следует за своим хозяином в небесах. Передавая жеребца в подарок, конюший обратился к государю, как океан молока, даруя коня Уччайшраву, – к повелителю ветров Индре.
Конюший сказал:
36–37. О великий царь, взгляни на этого лучшего из скакунов, подобного Уччайшраве! В быстроте полета он – само воплощение ветра. Этого коня, о владыка, мой хозяин преподносит тебе как дар, драгоценное сияние которого становится еще ярче в лучах величия того, кому он предназначен!
38–39. Едва конюший умолк, чародей заговорил, словно птица чатака, обращающаяся к грозовой туче, чуть только затихнут звуки грома.
Он сказал:
Оседлай этого коня, о господин, чтобы объехать на нем весь мир подобно солнцу, своим светом озаряющему прекрасную землю.
40–43. При этих словах царь устремил очи на жеребца, как павлин, подняв голову, смотрит на тучу, стоит лишь смолкнуть громовым раскатам. Царь смотрел на коня, не мигая, он замер, как изображение на холсте художника, и оставался недвижим, будто нарисованная фигура, прикованный взглядом к коню. Некоторое время правитель продолжал сидеть на троне с остановившимся взором; так волнующийся океан с камнями и рыбами замирает в страхе перед мудрецом Агастьей, собирающимся его выпить. Он находился в состоянии, похожем на глубокое непрерывное созерцание бесстрастного отшельника, ушедшего в себя и пребывающего в высочайшем блаженстве.
44–48. Никто не осмеливался побеспокоить царя, все замерли в свете его величия, полагая, что он полностью погружен в какую-то думу. Совсем прекратились взмахи светлых опахал, а державшие их девушки замерли, будто лучи лунного света в ночи. Присутствующие застыли в почтительном изумлении, словно неподвижные цветы лотоса, вылепленные из глины. Постепенно шум в зале стих; так после выпавших дождей успокаиваются тучи и смолкает гром. Советники встревожились, погрузившись в океан сомнений и растерянности, как боги, взирающие на Вишну, уступающего в битве с демонами.
49. До тех пор пока царь продолжал сидеть с неподвижным взором, собрание погрузилось в опасения, волнение, удивление и растерянность, напоминая увядшие лотосы.
Сарга 105. Об иллюзии. Пробуждение царя.
Васиштха сказал:
1–3. Через некоторое время царь очнулся, словно прекрасный лотос, распустившийся по окончании дождей. При пробуждении все его тело, убранное браслетами и украшениями, содрогнулось на троне, как гора с покрывающими ее лесами и венчающими ее высокими вершинами от подземного толчка. Окончательно придя в себя, царь задрожал на своем престоле, будто гора Кайлас при движении слонов, держащих землю на своих спинах.
4–7. Советники подхватили царя под руки, не давая ему упасть: так соседние горы своими склонами удерживают от падения гору Меру во время потрясений конца мира. Советники поддержали своего растерянного повелителя, сиявшего красотой отражения луны в воде взволнованного океана. «Где я? Что это за собрание?» – произнес царь тихо и неразборчиво, подобно пчеле, что гудит в глубине цветка лотоса. Присутствующие в собрании с почтением вопросили: «Ваше Величество, что случилось?» Так лотос с гудящей в нем пчелой обращается к солнцу, узревшему демона Раху.
8–12. Советники вопросили царя о причине волнения, как боги – мудреца Маркандею, испуганного приближением конца света: