– Да, – выдавил я. – Мы… Мы спрашивали у рыбаков.
– Сходите на землю, – потребовал Аслак. – Мы вам расскажем, что будет дальше.
Я схватился за кусок веревки, свисавшей с пристани, и привязал ее к лодке. Мы забрались на пристань, Фенрир тут же помочился на один из столбов. Женщина смерила меня взглядом.
– Ты очень молод, – произнесла она. – Сколько тебе лет?
– Четырнадцать, – ответил я.
Она посмотрела на своего отца:
– Один достаточно взрослый, а вот второй… – она кивнула в мою сторону.
Вагн молча разглядывал меня, а Аслак подошел поближе и уставился на мои руки.
– Он сильный, – проговорил он. – Но нога… С ней что-то не так. Пробегись по причалу, мальчик. Дай посмотреть, не хромаешь ли ты.
– Оставь его, – раздался голос Вагна. – Мне не нужны бегуны. Бегство оставим врагам. Дай им что-нибудь поесть. Пусть помоются. Они воняют. Псины это тоже касается.
С этими словами Вагн направился к домам. Женщина бросила снова взгляд на нас, мне показалось, что он задержался на Бьёрне, но потом она развернулась и последовала за отцом.
Однорукий повел нас на центральную площадь поселения, представлявшую собой открытую местность, откуда наверх шла тележная дорожка в сторону северных ворот. Поднимаясь в город, мы видели, что все дома расположены по прямым линиям и на этой площади все эти линии сходились. Ряды домов напоминали спицы колеса, а площадь была ступицей. Мы были здесь не одни. На улицах было очень тихо, а вот на площади жизнь бурлила. Одни мужчины отрабатывали удары тупыми клинками и палками, другие отражали удары. Здесь же находилась и одна из самых больших кузниц, которые мне когда-либо доводилось видеть в своей жизни: огромная печь служила опорой, поддерживая потолок, под крышей я увидел три наковальни, на двух из которых лежало сверкающее железо. Над площадью раздавались удары молота, который мы слышали еще на пристани. Этот звук так и остался для меня звуком, символизирующим Йомсборг.
Нас с Бьёрном отвели к бадьям с водой. Они стояли на возвышающемся деревянном настиле с врытым глубоким желобом, из которого вода стекала между домов прямо к озеру. Мы разделись, и каждый из нас оказался в собственной бадье, Аслак рыкнул, чтобы мы ждали здесь, а он пойдет и пригласит кого-нибудь к нам на помощь.
Мы сидели в этих бадьях, я с Фенриром на руках. Мимо нас постоянно проходили люди, кто-то усмехался и показывал на нас пальцем. Женщин мы не видели, Бьёрну это показалось странным. Что они сделали со своими женщинами? Я ничего не ответил. Хальвар ничего об этом не говорил, он вообще мало что рассказал об этом месте. Но я был искренне рад, что внизу на пристани нас встретили норвежцы, потому что вокруг в основном была слышна датская речь. Иногда доносились голоса на норвежском, и совсем редко речь готов.
В пути мы с Бьёрном не говорили о том, что были голодны. Возможно, нам казалось, что, если мы не будем упоминать про голод, он не будет так сильно ощущаться. До прибытия в Йомсборг, на протяжении долгого времени, мы не ели ничего, кроме рыбы, а теперь до нас доносились запахи жареного сала и ячневой каши. До сих пор я прекрасно помню тот аромат, идущий из открытого окна за моей спиной, Фенрир чувствовал эти запахи, водил носом и пытался выбраться из бадьи. Бьёрн тоже их ощущал, и, хотя тогда я не мог еще этого понять, чувствовался в нем и совершенно другой голод. Пока мы с Фенриром вдыхали запахи еды, Бьёрн внимательно оглядывал площадь. Он поинтересовался у меня, была ли девушка на пристани родственницей Вагна или старика. Я ответил, что не знаю, но меня очень удивило, что она заняла мысли брата. Был бы я на пару лет постарше, то понял бы, что происходит. И, возможно, тогда бы впал в немилость в Йомсборге.