Когда йомсвикинги пришли в дом, мясо уже было нанизано на вертел и варилась ячневая каша. Позднее к нам подошел человек по имени Сидтрюгг и принес нам по глиняной кружке с водой. Он пробормотал что-то о том, что Крестьянин рассказывал о нас, плюхнулся на койку рядом с Бьёрном и почесал ногу. Сидтрюгг не был толстым человеком, но у него было абсолютно круглое лицо, обрамленное пушистой бородой, а тело казалось дряблым. Нос, должно быть, был сломан когда-то, потому что он был искривлен и вмят. Он пил из своей кружки, такой же, как и те, что мы получили с Бьёрном. Сидтрюгг снова почесал свои ноги, только в этот раз он полностью запустил свою руку в штаны. Он пробубнил, что он главный в доме и что, если нам что-то понадобится, мы должны обращаться к нему. А пока нам надо было поесть, если мы еще этого не сделали, и затем укладываться спать. Он указал нам на лавки, как обычно расположенные вдоль стен всего длинного дома. Мужчины пришли уставшие, все были заняты работами на восточной стене, нося землю для наружного вала, поэтому вечером легли рано. Нам тоже следовало поспать, потому что на рассвете он поведет нас к Вагну.
От его последних слов мое сердце в страхе сжалось. Мужчины, пришедшие в дом, были воинами. Мы это прекрасно понимали. Не только потому, что у каждого на поясе был топор, но их движения выдавали в них воинов: более точные и обдуманные. Даже то, как они держали кружки, говорило о том, что оружие им было привычнее. В них много силы, и ты ощущаешь, как она исходит от каждой части их тела.
Сидтрюгг поведал нам, что все мужчины, жившие в этом доме, принадлежали к одному экипажу на одном из боевых кораблей. На каждое судно приходилось по два дома. Если нас примут в йомсвикинги, Сидтрюгг заверил, что мы с Бьёрном будем жить в одной каюте, ведь, как он слышал, мы были братьями.
Пока Сидтрюгг разговаривал с нами, меня начал беспокоить живот. Не страх или неизвестность, ожидавшая нас на следующий день, привели мой живот в расстройство. Из-за того, что долгое время мы питались одной лишь рыбой, мой желудок отказался принимать кашу. На меня накатила тошнота, я почувствовал, что мне надо срочно найти место, чтобы из меня вышло лишнее. Сидтрюгг увидел, что я держусь за живот, и указал на дверь: «На другой стороне улицы, мальчик. Там две избушки. Тебе в ту, которая поменьше. Вторая спрятана за бревнами. Не нагадь в нее».
Как он и сказал, я нашел домики прямо на противоположной стороне улицы и плюхнулся на доску с отверстием, поскорее опустив штаны. Я сидел в той вони и думал о том, как Хакону ярлу и его рабу пришлось прятаться в свинарнике в Римуле у крестьянина, представил себе того раба на площади, как ему отрубают голову, и жуткий страх сковал меня. То, что мы с Бьёрном оказались среди пользующихся дурной славой йомсвикингов, о которых мы много знали из песен и сказаний в детстве, казалось нереальным.
Когда я вернулся в дом, Бьёрн все еще разговаривал с Сидтрюггом. Он хотел побольше узнать о молодой женщине, встретившей нас на пристани.
– Это дочь Вагна, – объяснял Сидтрюгг. – Ее зовут Торгунна. Кроме нее, здесь больше нет женщин. Это запрещено.
– У нее есть дети? – интересовался Бьёрн.
Сидтрюгг покачал головой, прежде чем взять бараний рог и снять нож с пояса. Он уже вырезал несколько фигурок на роге: лошадь и нечто, напоминавшее человека с копьем, и теперь продолжил резьбу.
– А муж? У нее есть муж?
Сидтрюгг продолжать вырезать:
– У нее был мужчина, но он мертв.
Бьёрн поднялся. Почесал затылок, посмотрел на дверь, а потом пошел к нашим лавкам и лег. Там уже пристроился Фенрир, положив голову на свернутые одеяла. Я повернулся к Сидтрюггу и спросил:
– Здесь есть человек по имени Хальвар?
– Есть, – ответил Сидтрюгг. – Здесь многих так зовут. Я четверых знаю. Один из них живет в этом доме, только его сейчас здесь нет. Он у женщины на соседнем хуторе.
Глупая улыбка расползлась по его лицу. Сидтрюггу не шла улыбка, он слишком растягивал верхнюю губу, когда улыбался, а когда начинал смеяться, то похрюкивал.
– Тот человек, о котором я говорю, он заверил, что отсюда. Из Йомсборга. Я его встретил… Я спас его. В море возле берегов Ирландии.
Сидтрюгг погладил себя по губам тыльной стороной руки, как бы убирая улыбку.
– Он пообещал, что замолвит словечко за меня, если я доберусь сюда.
Сидтрюгг кашлянул:
– То, что ты его спас в море, возможно, что-то и значит. А может, и ничего не значит. Думаю, тебя здесь считают слишком юным.
Больше мы не разговаривали в тот вечер с Сидтрюггом. Он встал, почесал спину, пошел к своей кровати, снял длинную рубаху и штаны и забрался под одеяло.