Йомсвикинг

– Ярл Хакон дарует вам жизнь! – торжественно произнес Йостейн Карлик и похлопал Хальвара по руке. – Он показал себя человеком чести. Он напоил нас пивом и зажарил мясо в тот вечер. Разве нет, Хальвар?

Хальвар кивнул.

– Внутри был двор. Нам натянули парусину. Дали отличное пиво, и мы напились.

– Вагн и ярл породнились, – добавил Йостейн. – На самом деле произошло то, в чем он клялся у Вилобородого.

Оба мужчины посмотрели друг на друга, Хальвар покачал головой и усмехнулся.

– Не понимаю, – произнес Бьёрн. – Как это, как он клялся?

– Ярл отдал ему дочь Торкеля Лейра, – ответил Хальвар.

– А Вагн к тому моменту уже убил Торкеля, – добавил Йостейн.

– Так та женщина, о которой вы говорите… – Бьёрн кивнул в сторону двери. – Она мать Торгунны, дочери Вагна?

– Нет. – Хальвар отошел к ближайшему столу и взял свою кружку. – Мальчики, надо внимательнее слушать, когда я рассказываю. С момента событий в бухте Хьёрунгаваг прошло всего лишь десять лет. Торгунна у него от другой женщины. Она умерла. Торгунна, она… – Он посмотрел на Йостейна. – Может ей быть двадцать лет сейчас?

Йостейн кивнул:

– Она родила, когда ей было четырнадцать. Да, двадцать лет. Может двадцать один, но не старше.

Хальвар сел на лавку.

– Но мальчики и об этом ничего не знают.

– Говорят, что ее изнасиловали, – буркнул Йостейн и посмотрел на нас из-под своих густых бровей.

– Было ли это изнасилованием или нет… – Хальвар взял кусок хлеба и прожевал его. – Мы никогда не узнаем. Но то, что я могу вам сказать точно, мальчики… Когда Вагн узнал об этом… – Хальвар медленно покачал головой. – Он избил его до смерти. Рвал на кусочки как дикий пес. Когда он остановился, на земле лежало кровавое месиво. Лишь… ошметки.

Снова в длинном доме воцарилась мертвая тишина. Йостейн прокашлялся перед тем, как продолжить рассказ:

– Ребенок умер. Что-то пошло не так во время родов. Торгунна была слишком молода. Она… Мы не знаем, что произошло. Но ребенок не прожил и дня.

Хальвар повернулся к нам спиной да так и остался сидеть со своей кружкой с водой. Бьёрн снова придвинулся к стенке. Остаток вечера я провел один с Фенриром.

Неделю я провел в длинном доме, меня хорошо кормили и поили. Рана была чистой и быстро заживала, Хальвар считал, что мой брат выстрелил в меня очень предусмотрительно. Следовало подождать еще пару недель, прежде чем я мог приступить к тренировкам, но мой долг не позволял мне ждать дальше. Поскольку я теперь считался одним из йомсвикингов, то должен был выполнять свою часть работы. У Бьёрна уже были свои обязанности, но о них он мне пока не рассказывал. Причину я узнал чуть позднее, когда Хальвар взял меня с собой на двор. Там я увидел Бьёрна, который поднимал ведра с навозом на ручную тележку. Вот чем он занимался каждое утро: он был одним из тех, кто вывозил навоз из Йомсборга и опорожнял тележку в устье реки, которая протекала на восточной стороне крепости. Он выругался, увидев меня, а потом усмехнулся и прокричал, что было замечательно, если бы я пришел и помог ему, потому что дерьма там достаточно. Но Хальвар увел меня на северную часть двора, где стоял Аслак и пересчитывал луковицы в каких-то ящиках. В это время года лук был единственным корнеплодом, который оставался для еды, он единственный мог храниться так долго. Скоро крестьяне начнут выращивать всевозможные растения, но пока до лета было еще далеко, и Аслак прекрасно знал, что люди начинали болеть из-за того, что приходилось питаться лишь рыбой и мясом.

Поэтому моей первой обязанностью в Йомсборге стала доставка лука по домам. Половина луковицы каждому боеспособному мужчине и целая – старикам. В Йомсборге было так заведено, что раз уж воин пережил столько битв и остался живым до старости, он имел право доживать свои дни в безопасности, не нуждаясь ни в еде, ни в питье. Для этих почтенных старцев существовали свои правила, им уже не надо было участвовать в работах или боевой подготовке, но им подносили и пиво, и мёд. Я частенько видел их, сидящих на скамейках во дворе. Они пристально наблюдали за теми, кто учился драться на топорах и мечах и стрелять из лука в мешки. У некоторых из них были ужасные шрамы, у других пальцы были скрючены ревматизмом, а руки тряслись от старости, я тогда часто думал, что сам никогда не стану таким стариком. Лучше было бы погибнуть на поле боя.