Ульфар Крестьянин закинул древко на плечо и положил руку на верхний край лезвия, которое доставало ему до шеи.
– У меня нет полей, – повторил он. – Поэтому они называют меня Крестьянином. Это шутка, понимаешь?
И он снова раскрыл рот и улыбнулся мне, только на этот раз он еще и разразился смехом, который походил на хриплое тявканье.
– Мы будем подшучивать друг над другом, – сказал он. – И мы станем друзьями.
Звучало очень мило, подумал я тогда, но у меня было такое чувство, что что-то было не так с этим человеком. Улыбка снова исчезла с его лица, и он посмотрел на меня уже с совершенно другим выражением. Мне следовало догадаться, что он задумал, но это был всего первый день моего обучения, и я не имел ни малейшего понятия, как все должно проходить. Вскоре я получил удар топорищем в живот.
– Защищайся, – сказал он мне и ударил по руке. Не успел я поднять топор, как Крестьянин нацелился на мой лоб. Я выставил древко, после чего он выхватил оружие у меня из рук и разразился своим лающим смехом.
Так началось мое обучение. Бо́льшую часть первой половины дня он охотился за мной среди песчаных холмов, пинал меня, бил по рукам и плечам бесчисленное количество раз. Каждый раз, когда мне казалось, что я как следует держу топор и даже могу отражать удары, он применял какой-то прием, который вырывал топор из моих рук, и он падал мне на ноги или же открывал меня для удара. В тот день я узнал, что датский топор – которому суждено было стать моим – вовсе не простое оружие, как считали некоторые. Было очень почетно драться датским топором, и теперь я могу поблагодарить Ульфара, что он научил меня так им владеть. Это он поговорил с Вагном и Аслаком и убедил их доверить мне это оружие, потому что пристально наблюдал за мной с момента моего появления, этот старый Ульфар. Выбор в пользу датского топора сделали не только потому, что в четырнадцать лет я уже убил десять человек. Но еще у меня были проблемы с ногами, как и у него. Сражаясь с датским топором, у воина есть возможность держать большее расстояние с противником и ноги у него не так уязвимы, как у воинов со щитами. Но тот, кто сражался топором, должен был иметь отвагу, как у сына Одина, потому что в бою ему приходилось сражаться в одиночку. Именно воин с датским топором шел вперед, прорывая линию противника. Как полагали Вагн, Аслак и другие, вполне возможно, именно моя смелость позволила мне убить такое количество людей в столь юном возрасте. Вполне возможно, они думали, что я не гожусь ни для какого другого оружия. В результате решили, что датский топор станет моим оружием, и именно в Йомсборге я научился владеть им.
В наши дни датский топор редко используют на поле боя. У топоров, которыми сражаются сейчас, топорище короче, а голова меньше. Да и где те берсерки, которые отважно вклиниваются в ряды противника и бьются в одиночку? Неужели Белый Христос укротил наш нрав и всю нашу свирепость? В Йомсборге такого не было. Беспощадность высоко ценилась здесь, особенно среди тех, кто владел датским топором. Первые недели я носил его с собой повсюду, даже спал вместе с ним. «Скоро ты научишься понимать топор, как и свое возмужание», – любил говаривать Ульфар Крестьянин, многозначительно трогая себя за яйца и улыбаясь мне так, как только он умел это делать.