В тот же вечер мы обсудили наши планы. Конечно, больше говорил Бьёрн, потому что он уже до мелочей все продумал. Мы должны были отплыть на одной из шнек, пришвартованных в гавани. Некоторые были достаточно большими, чтобы выйти на них в открытое море. Мы договорились, что скажем, что отправляемся порыбачить ночью, освещая свой путь факелами. Потом наступал момент, который меня очень пугал: Торгунна ночью должна была выскользнуть из дома, а мы бы ждали ее на берегу, потом сели бы на судно и пошли бы вверх в Скагеррак настолько быстро, насколько попутный ветер и весла нам бы позволили. Сойти на берег в первый раз мы планировали лишь в Норвегии. Нам потребовалась бы вода, пришлось бы охотиться, а потом завялить мясо убитой дичи, чтобы взять дальше с собой в поход. Нам предстояло идти на запад, сначала в Англию. Там мы бы взяли с собой людей, бывавших в Исландии и знающих дорогу. Когда мы бы добрались до Исландии, там наконец были бы в безопасности. Потом продолжили бы путь, позволив себе отдых лишь в стране, что находилась на западе, на другой стороне моря.
Всю ночь было тепло, на рассвете по улицам потекли ручейки таявшего снега. И снова мы пошли разгребать снег и сбрасывать его в море, потому что Йомсборг мог превратиться в огромную илистую яму, если бы мы не убирали сугробы. Два дня мы работали лопатами, и Бьёрн ворчал, что ему так до сих пор не удалось поговорить с Торгунной. Лед в гавани стал рыхлым, и теперь уже было небезопасно ходить к кораблю, на котором они встречались.
Но в тот же вечер он неожиданно встал со скамьи, взглянул на меня и кивнул головой, затем он вышел в темноту на улицу. Я сидел с Фенриром на руках, а когда Йостейн спросил, почему я не ем, промямлил, что у меня болит живот. Эйстейн Пердун, находившийся в этот вечер у нас, считал, что мне надо было выпить молока кобылы. Как раз у одной сейчас был жеребенок, и у нее было полное вымя молока. Он мог бы принести мне его.
Эйстейн принял мое молчание за согласие, взял миску и пошел к двери. Там он столкнулся с Бьёрном. Брат вернулся мрачным и не сказал мне ни слова. Он улегся на скамью и укрылся одеялами.
На следующее утро я пошел в кузницу. Бьёрн был как в воду опущенный, но мы не могли поговорить, находясь в длинном доме. Вскоре он встал, без единого слова взял веревку для мехов и потянул ее. У меня были острия копья в очаге, одно из них было такого типа, которое всадники использовали во время охоты на кабанов. Получилось так, что остальные кузнецы еще не пришли, поэтому мы с Бьёрном могли спокойно поговорить о том, что произошло. А произошло то, что я и предполагал: Торгунна отказалась плыть. Она считала, что Бьёрну надо идти к ее отцу и рассказать все как есть. Бежать было бессмысленно, считала она. Если бы мы попытались убежать, ее отец начал бы поиски. Он снарядил бы боевые корабли во всех направлениях и нашел бы нас. Но, помимо этого, кажется, он уже начал подозревать, что она ждала ребенка, считала Торгунна. Он ничего не говорил, но постоянно поглядывал на ее живот, а когда стало тепло, он поинтересовался, не хочет ли она ему кое-что рассказать.
Каждый раз вспоминая ту зиму, я никак не могу взять в толк, как же нам пришло в голову, что Вагн ничего не заметит. Когда Бьёрн вернулся из кузницы, Торгунна пришла вместе с отцом, Бьёрн поприветствовал их кивком головы и пошел дальше, глядя на склон холма.
Позднее в этот же день подул сильный ветер с юга. Ветер, дувший с внутренней части материка, был холодным, но лед все равно вскрылся, и ветер понес его далеко в море. Бьёрн не пришел в длинный дом в тот вечер, он вернулся лишь утром, потряс меня за плечо и вывел на улицу. Он побывал на побережье, льда не было. Брат хотел поговорить с Торгунной еще раз и рассказать ей о стране на западе. Я же должен был в это время заняться шнекой.
Стаявшая вода превратила лед в озере за Йомсборгом в ледяную кашу, то же самое произошло и в гавани. Понадобилась пара ударов веслом, и шнека, в которую я сел, свободно поплыла. Внезапно раздался звук рога наверху на воротах. Я сначала подумал, что охрана у ворот звала меня, но когда я посмотрел наверх, то увидел, что сторож стоит спиной ко мне. Потом снова затрубили в рог.
Два протяжных призывных звука. Я до сих пор их помню. Тут же послышались крики на улицах. Люди бежали на портовую площадь с оружием в руках, и вскоре за укреплением собралось много народа. Я забрался наверх по ближайшей лестнице, потому что хотел узнать, что заставило людей так быстро собраться. Мне следовало бы понять раньше, что происходит, и поискать своего брата. Но я уже стоял среди других йомсвикингов и обозревал бухту, в которой боевые корабли уже почти выстроились в один ряд: они стояли рядом друг с другом, а носы были направлены прямо на нас. Мачты были убраны. Прямо перед мачтой стоял деревянный щит, который служил хорошей защитой для людей, находившихся на борту.
Вскоре флот расширился до двенадцати кораблей, были отданы носовые и кормовые якоря, так что корабли стали похожи на крепость.