Вскоре мы выехали на открытую местность. Ветер практически полностью оголил ее, лишь стебли зерновых возвышались над снегом. По одному такому полю бежал мальчик с длинным луком и двумя голубями на поясе. Он окликнул нас на каком-то подобии датского языка, давая понять, что нам следует ехать за ним, там нас накормят жареным мясом, поднесут пиво, а лошадям дадут ячменя. Мы с Сигрид могли обойтись без еды, но наши кони уже слишком долго питались лишь скудными крохами, которые могли раздобыть себе среди мхов и пожухлой травы, и им требовалась еда и отдых.
Мальчик бежал перед нами. У него были волосы длиною до плеч, покрытые инеем, и шапка из беличьего меха. Он старался постоянно держаться впереди нас. Иногда он останавливался, вытирал пот и оборачивался, проверяя свой лук. Вечер выдался холодным, мороз щипал щеки. На таком морозе лук мог треснуть.
Дорога шла прямо, и вскоре вдали мы увидели холм, расположившийся с востока на запад. Подъехав ближе, мы заметили, что на вершине холма было возведено укрепление, мы поняли, что это, должно быть, Даневирки. Не могу сказать, что он представлял собой нечто особенное, холм был не настолько отвесным, чтобы по нему не мог забраться человек, а частокол – не особо высоким. Но за ним поблескивали наконечники стрел, за бруствером находилась стража. Мальчик по-прежнему находился на расстоянии в несколько лошадей, мы приблизились к обитым железом воротам, через которые предстояло пройти каждому, кто собирался попасть в королевство Свейна Вилобородого. Два лица, украшенных окладистыми бородами, покрытыми инеем, глядели на нас сверху, свесившись через ограждение.
Мальчик крикнул, чтобы они открывали ворота, после чего один позвал кого-то, сообщив, что «мальчик Хольгера» привел с собой мужчину и женщину, оба на конях. Толстый короткий палец показывал на нас, и бородач спросил, откуда мы и куда направляемся. Я сначала не понял, что он сказал, хотя он и говорил по-датски, но держался очень холодно. Сигрид поняла и прошептала, чтобы я сказал, что я корабел, а она моя жена.
Я так и сделал. К тем двум подошел еще один мужчина, высокий седобородый старик, который принялся разглядывать нас. Он поинтересовался, на какой хутор мы собираемся, ждет ли меня там работа и чьими родственниками мы приходимся.
– Тормуд звали моего отца, – ответил я, и меня неожиданно посетило чувство, что мои планы мести были грандиозной и мужественной затеей, что сделало меня непривычно разговорчивым. – Ни в какой хутор я не направляюсь, я еду к вашему конунгу. У меня важные вести для него.
– Ты можешь передать их через меня, – произнес старик.
– Нет, – ответил я. – Я сообщу их только конунгу!
Больше ничего не было сказано там возле ворот. Седобородый закутался в шерстяную накидку и бросил взгляд на запад. Солнце висело уже низко, скоро должно было стемнеть. «Хм-хм», – покряхтел он и спустился, как я мог догадываться, по лестнице с той стороны ограждения. Забряцала толстая цепь, и ворота открылись.
Ту ночь мы провели в Даневирки. Здесь постоянно жили воины Вилобородого, примерно сотня человек, которые могли распоряжаться полями и лесами, находящимися в округе, но не могли брать подать или другую плату с проезжавших мимо них, потому что плата с путешественников взималась дальше на северных территориях. Седобородого звали Егирь, именно он нам открыл ворота. Мальчик, сопровождавший нас, отвел нас в конюшню, где выкинул лед из ведра, нашел свободные стойла нашим лошадям, положил в корыта сено и насыпал зерна. Нас с Сигрид разместили в гостевом доме. Их здесь было много, они были разбросаны по всему пустырю за воротами, напоминая небольшую деревушку. В доме в очаге горел огонь, рабыни варили жидкую кашу из зерна и топленого жира. Мы с Сигрид были в доме не одни, многие ждали, пока за ними приедут родственники на санях с севера. Другие были уставшими с длинной дороги путешественниками и желали отдохнуть перед тем, как следовать дальше. В том доме было двое мужчин в монашеских одеяниях из грубого сукна до самых пят, которые утверждали, что побывали в самом Миклагарде. Они хотели мне продать частицу пальца, принадлежавшую Белому Христу, уверяя меня, что если я приложу ее к своей больной ноге, то смогу исцелиться. Я был груб с ними, схватился за датский топор, что очень их напугало, и они так и просидели весь вечер с другой стороны очага, играя в кости. Они постоянно поглядывали на меня, как будто ждали, что я встану и пойду с топором их прогонять.
Люди, находившиеся за воротами, сразу поняли, что я йомсвикинг. Они слышали, что Бурицлав сейчас держал нас у себя на службе. История падения Йомсборга была всем известна: двое хёвдингов – Сигвальди и Вагн – боролись за власть, и пламя борьбы уничтожило дома и многие корабли – так рассказывали.