Йомсвикинг

Мы с Сигрид ехали вместе уже так долго, что чувствовали себя как муж и жена, так, по крайней мере, мне хотелось думать. Когда мы обустраивались на ночь, слова нам были не нужны. В сумерках я уходил за сушняком и ветками или, если повезет, за засохшей сосной, потому что костер должен был гореть всю ночь, чтобы мы не замерзли. А Сигрид в это время сооружала укрытие. Она рубила ветки, по большей части это был ельник, расстилала там, где мы собирались спать, и сооружала небольшую стенку из камней или же из бревен, чтобы лучше сохранялось тепло от костра. Она кормила Фенрира, растирала его больную заднюю лапу, и обычно держала на руках, когда я возвращался с дровами. Мы тесно прижимались друг к другу, стараясь укрыть от ветра те искры, которые я в это время пытался выбить с помощью кремня и куска железа, потому что малейшее дуновение ветерка могло загасить их. Обычно уже вокруг нас сгущалась тьма, и на короткое время единственное, что нас занимало, был огонь. Я подкладывал сухую траву к разгорающемуся труту, раздувал пламя, а затем подкидывал сухие веточки, внимательно следя, пока он не охватывал палки потолще, и тогда мы могли уже поставить вертел. Обычно я его делал из свежих палок, которые трудно воспламенялись. Мы растапливали снег в берестяных плошках, которые смастерила Сигрид и которые у нее очень хорошо получались.

Сушеное мясо, которое мы взяли с собой из Вейтскуга, уже давно закончилось, но севернее Даневирки водилось много мелкой дичи. Сидя в седле, я мог подстрелить зайца или птицу, но все было как обычно: я не испытывал никакой радости от охоты, как другие мужчины. Я убивал лишь для того, чтобы утолить голод. Так было, пока я не заметил, что Сигрид проявляет ко мне больше любви и заботы, когда я приносил добычу. Она могла погладить меня по руке или прижаться ко мне или позволяла обнять ее, и я осознал, что это имело особый смысл после всего произошедшего. Если бы можно было предупредить датского конунга, что Олав был у Бурицлава, и для этого было бы достаточно лишь сидеть в засаде и ждать его, у меня бы тогда появилась возможность отомстить за отца, за Сигрид, за свой рабский ошейник, и я смог бы уехать.

В то же время я снова начал раздумывать, что же могло произойти с моим братом. Понимал, что у Свейна Вилобородого, скорее всего, я встречу и Сигвальди. Я прекрасно знал, что старый хёвдинг йомсвикингов пользовался благосклонностью датского конунга, но я не оставлял надежды отомстить за брата тоже. Подобраться к Сигвальди, не рискуя своей жизнью, было невозможно, потому что рядом с ним всегда находились дружинники. Я мог, конечно, притвориться, что впал в немилость у Вагна, и теперь хотел поработать на него. Смог бы я выманить его на охоту, например, только он и я? Но, убив его, я снова становился вне закона. За мной и Сигрид тогда начали бы охотиться еще и люди Сигвальди, и нам снова пришлось бы пуститься в бега.

Я долго размышлял над этим, но всякий раз, когда в моей голове появлялся новый план мести, мне приходилось от него отказываться. С Бьёрном все было не так, как это произошло с отцом. Я точно не знал, кто убил Бьёрна, и не мог заставить себя ненавидеть Сигвальди так же, как я ненавидел Роса. С Сигвальди все было по-другому, потому что он никогда не имел ничего против нас с Бьёрном, он знал, кем мы были. Однако если бы мне представился шанс запустить стрелу в этого старого йомсвикинга, если бы он мне повстречался как-нибудь вечером в лесу… Я бы не колебался.

Мы с Сигрид добрались до моря ранним утром. Шум прибоя был слышен нам еще с места нашего привала ночью, и, как только начало светать, мы отправились дальше на побережье. Мы сидели на лошадях, перед нами раскинулось серое море в тумане, а в лицо дул холодный ветер. Если мы не найдем способ, как перебраться на остров, дальше дороги нам нет. Нам надо было найти кого-нибудь, кто бы помог нам, но серебра у нас по-прежнему не было.

Вокруг лежала равнина, найти укрытие было трудно. Поэтому мы с Сигрид полдня скакали назад по той дороге, по которой добрались сюда, прежде чем разбить лагерь. Я помнил, что по дороге нам попадалась хижина с односкатной крышей из каких-то веток, а к вечеру еще начался снег. Мы лежали под крышей на шкуре, укрывшись второй шкурой, как обычно делали. В тот вечер мы остались без еды, а я был таким голодным, что совершенно не мог уснуть. Сигрид, наоборот, заснула очень быстро, поэтому я просто лежал до полуночи, прислушивался к дыханию лошадей и понимал, что они были так же голодны, как и я.

Насколько я помню, я долго лежал возле огня, а потом появились они. Было уже темно, потому что эти двое явились посреди ночи. Мы ехали по тропе, по которой проезжали все, кому надо было с Воинской дороги на остров Фюн, и с этой тропы был отчетливо виден костер. Я слышал хруст веток и снега: из темноты появилось двое мужчин, присев возле костра с другой стороны. Они протянули дрожащие руки к огню, свет костра упал на их лица, и я сразу узнал их. То были те два монаха.