Йомсвикинг

Обратно мы плыли вместе с Бьёрном. Нам дул встречный ветер. Мы сели на весла и гребли вдоль берега, где течение не было таким сильным. В крепости нам дали с собой еду и меха с пивом. На южном побережье Фюна мы сошли на берег, набрали плавунов и просидели там весь вечер, выпивая и рассказывая друг другу о том, что произошло после битвы в Йомсборге. Был теплый вечер, казалось, что скоро наступит весна. Бьёрн не был пленником Свейна, и, по правде говоря, другие йомсвикинги тоже. После того как стало известно, что Вагн и Аслак увели выживших на службу к Бурицлаву, Свейн предложил Сигурду, сыну Буи, Хальвару и другим моим братьям по оружию уйти, если они хотели – они больше не были его заложниками. Но если они пожелают остаться, то он был готов платить им серебром за службу. Так они и остались. Заработали не так много серебра, но мысль, что надо ехать на чужую землю и служить вендскому конунгу, не привлекла ни одного йомсвикинга.

Бьёрн показал мне серебряные монеты, которые лежали у него в кошельке. С одной стороны было выбито лицо. Некоторые считали, что на них был изображен Свейн, другие – что Этельред, это был своего рода обмен из Англии.

Бьёрн показал свои шрамы, полученные во время битвы в Йомсборге. В верхней части его руки было видно углубление длиною в палец, откуда вытащили наконечник стрелы. Там образовалась ямка, в которую помещался большой палец. Вторая стрела попала ему в челюсть, но борода скрывала шрам, брат открыл рот и показал мне отсутствующие зубы. Челюсть была сломана, но прекрасно срослась.

О Сигвальди брат рассказывал, что он не такой плохой, как о нем говорили. Когда битва закончилась, всех выживших спасли. Хотя Бьёрн из-за ран был очень слаб, его вынесли на сушу. Сигвальди обходил всех раненых и сообщал, что он их новый хёвдинг и что они будут служить ему. Потом всех забрали на боевые корабли, и флот Сигвальди отправился обратно к датскому конунгу. Я не рассказал брату, что Сигвальди сделал из Сигрид рабыню, лишь спросил, где можно найти старого хёвдинга йомсвикингов. Скорее всего, этого никто не знал, потому что он рассорился со Свейном Вилобородым и уплыл с горсткой кораблей, но такое происходило не в первый раз. Ходили слухи, что Сигвальди с готскими воинами находился на западе. Они отправились в страну фрисов, чтобы править там.

В тот вечер я рассказал Бьёрну, что я приехал с рабыней, которая прислуживала Бурицлаву, что вендский конунг подарил ей свободу и что она ждет меня в усадьбе, с Фенриром и лошадьми. Конечно, я поведал ему и об Олаве и его людях. Но о том, что он стал отцом, я умолчал. Я ждал, когда он сам спросит. Но Бьёрн не обмолвился ни словом, пока мы гребли к берегу, откуда я отправился к датскому конунгу. Вдали появились длинные дома и несколько фигур, среди них была Сигрид. Я поднял руку и помахал ей. Она помахала мне в ответ и побежала на берег.

– Это рабыня? – поинтересовался Бьёрн.

– Да, – ответил я. – Сигрид.

Бьёрн задевал меня своими плечами, когда отклонялся назад при гребле. День был практически безветренным, поверхность воды – гладкой как металлический лист.

– Ты ведь понимаешь, что я не могу пойти к тебе.

– Да, – ответил я. – Понимаю.

– Вагн убьет меня, – добавил он.

– Возможно.

Лодка въехала в прибрежный песок, мы спрыгнули и принялись вытаскивать шнеку на берег. Вода была ледяной, но люди из усадьбы помогли нам. Все вместе мы втащили ее на сухую землю. Сигрид тут же схватила меня. Она прижималась ко мне всем своим стройным телом, от ее длинных рыжих волос пахло свежесваренным мылом из золы. Бьёрн молча смотрел на нас, а потом пробормотал, что «маленький брат стал мужчиной», усмехнулся и хлопнул меня по плечу. Он наклонился и потрепал Фенрира по спине, а тот лизал его бороду, поскуливал от радости и валился на спину, чтобы его почесали. Когда мы зашли в дом, нам поставили горячую кашу и свежее пиво. Седобородый хозяин со своими сыновьями сел к нам, чтобы узнать, как прошла моя поездка к Свейну. Но я мало что мог рассказать. Меня больше заботило то, почему Бьёрн до сих пор не спросил о своем ребенке, неужели его это совсем не интересовало?

После еды жители усадьбы ушли. Работы здесь было много. Мужчины срубили дерево, чтобы делать стрелы, в нескольких полетах стрелы, чуть севернее, женщины пошли собирать овец, потому что те могли разбрестись и потеряться в пургу. Начался сильный снегопад, и когда я встал из-за стола и вышел из дома, с трудом мог различить море.

Там Бьёрн и спросил о своей дочери. То, что у него родилась дочь, а не сын, он уже знал.

– Многое мы узнаём от торговых людей, – сказал он и прикрыл дверь за собой. – Но я не мог поехать туда.

Я тихонько кивнул, вглядываясь в даль. Были слышны удары топора, голоса женщин, но из-за снегопада все звуки были приглушены. Его рука опустилась мне на плечо.

– Я думал, ты погиб.

Я ничего не ответил. То, что он все время был здесь, даже не дав мне знать, что жив… Я же думал, что он умер. И неужели, если бы его беспокоила судьба Торгунны и дочки, он не попытался бы отправить ей весточку?