Когда мы вернулись к кораблям, я начал возиться со стволом можжевельника, который мы вырубили на обратном пути. Я разрубил его на две части и принялся вытесывать из полешек два топорища, одно для Бьёрна и одно для себя, на случай, если наши старые поломаются.
До этих пор Бьёрн мало говорил об отце, но тут у него вдруг вырвалось.
– Мы отомстим за него, Торстейн. Уже скоро, когда мы столкнемся с людьми ярла… – Он поднял свой топор и провел пальцем по зарубкам. – Здесь будут еще зарубки, брат. И каждая из них станет местью за отца.
Помню, я тогда подумал: я почувствую, что отомстил, только когда увижу Роса и всех его людей мертвыми. В тот день ближе к вечеру Альфред отслужил мессу. Олав и Сигурд зашли в шатер вместе с монахом, а мы, все дружинники, должны были стоять снаружи. Альфред что-то громко говорил, наверное, хотел, чтобы мы тоже услышали. Но он по-прежнему изъяснялся на языке, который не понимали ни я, ни другие, и, сказать по правде, мы с Бьёрном совершенно не понимали, что происходит. Мы знали, что это касается Белого Христа, но нам и в голову не приходило, что этот остров будет считаться первым кусочком христианской земли в древней Норвегии. Помню, что Сигурд иногда выглядывал из шатра и злобно рявкал на тех, кто садился на землю, они вскакивали, а остальным он резко сказал, что если кто-то отсюда уйдет, то отведает и розог, и каленого железа. Как только он нырнул обратно в шатер, Рагнар Кузнечный Молот развязал пояс и вызывающе пустил струю прямо перед собой, он не любил сдерживать ни газы, ни мочу. Тут из шатра вышел Альфред, спрятав руки в рукава стихаря и подняв глаза к ясному небу над нами. За ним следовали Олав и Сигурд, и все трое, не говоря ни слова, направились обратно к кораблям. Мы, дружинники, остались стоять, очень немногие из нас видели раньше что-то подобное, и мы не знали, оставаться ли нам здесь или идти вслед за ними. Альфред, Сигурд и Олав уже почти дошли до опушки леса, когда Олав повернулся и со смехом махнул нам рукой, приказывая идти за ними.
14
Морское сражение
На следующее утро я решил пойти пристреляться. Я ушел на луг, где мы поставили шатер, чтобы никто меня не видел, вместо мишени воткнул в землю шест, но оказалось, что я утерял сноровку, и мне пришлось стрелять много раз, прежде чем я вновь обрел то особое «чувство» мишени, ощущение, которое знакомо любому хорошему лучнику. Прошел целый год с тех пор, как я уплыл с торжища, а с тех пор браться за лук мне особо не доводилось. Но со стрельбой из лука дело обстоит так же, как и с плаванием. Если уж один раз научился, никогда не забудешь. Вскоре я уже отошел еще на несколько шагов от мишени, и, хотя стрелял я не так метко, как раньше, на небольшом расстоянии от мишени почти все мои стрелы попадали в цель.
Когда мы вышли в море, день только начинался. Накануне шкиперы позаботились, чтобы бочки наполнили водой из ручья, а Альфред, казалось, был доволен исполнением своего священнического служения, я видел, что он уселся с кружкой пива на корабле Олава. Но остальным пива не досталось. Крышки на пивных бочках забили, а нам, лучникам, приказали повесить колчаны за планширь. Потом мы сели на весла. Утро выдалось совершенно безветренным. Вода в заливе была прозрачной и неподвижной.
Мы, дружинники, мало что знали о намерениях Олава, но позже я слыхал, что он вовсе не собирался заявиться к ярлу, потрясая обнаженным мечом. Олав подготовился как следует и отправил в Норвегию своих людей, которые разожгли недовольство в бондах, подтолкнули их к восстанию и распространили слух, что во фьордах у Олава спрятана сотня кораблей. Тот мореход, который прошлым летом приплывал на Оркнейские острова и рассказывал о похотливости Хакона ярла и недовольстве среди норвежцев, был одним из таких людей. Они также докладывали Олаву о том, где стоят корабли ярла, сколько у него войска и какие роды по-прежнему хранят ему верность. Разузнав все это, Олав, посоветовавшись со своим дядей Сигурдом, решил поначалу отправиться к ярлу и поговорить с ним. В обмен на мир он собирался потребовать земли, достаточно, чтобы прокормить себя и свое войско, и лучше всего в Вике, исконной вотчине рода Олава. Утвердившись на норвежской земле, Олав собирался строить интриги и покупать за серебро верность хёвдингов, пока не сочтет себя достаточно сильным, чтобы захватить Трёнделаг и убить ярла с сыновьями.
В саге, которую впоследствии написал об Олаве Альфред, об этом не упомянуто ни единым словом. О хитрости Олава в ней не повествуется, зато немало рассказов о его героизме и благочестии.