Когда мы отплывали от Морстра, Асгейр Штаны объявил нам, что мы направляемся в сторону Тронхеймсфьорда. Гребцы начали перешептываться, ведь мы знали, что это – вотчина ярла Хладира и в его глубине, по слухам, скрывается весь флот ярла. Мы и не догадывались, что в это время ярла уже изгнали, а в Тронхейме оставался только его сын Эрленд с несколькими кораблями. Помню, что грести в то утро должен был я, а Бьёрн стоял рядом со мной и правил мой сакс. При этом он постоянно поглядывал на меня и на мою искалеченную ногу. Я давно не вспоминал о ноге, наверное, потому, что почти все время находился на корабле, а ведь там бегать особо негде. Но теперь я понимал, что Бьёрн думает о моем увечье, и мне пришло в голову, что меня поставили лучником вовсе не потому, что я хорошо управляюсь с луком, а потому, что не так хорошо умею драться, как остальные.
Вскоре мы доплыли до южной оконечности Бёмло, корабли вновь повернули в открытое море, и на сердце у меня полегчало. Меня пугало будущее, и больше всего хотелось, чтобы мы переплыли море и вернулись на Оркнейские острова. В открытом море чувствовать себя храбрым было нетрудно, но теперь, когда Бьёрн стоял подле меня с саксом и точилом, все это вдруг стало слишком реальным.
Мы шли прежним курсом, пока земля не пропала из виду. Тогда мы повернули на север и шли так весь оставшийся день и всю ночь. К ночи задул сильный ветер с берега, будто Норвегия решила, что не хочет нашего возвращения. Но паруса всю ночь не опускались, драккары Олава были быстры, а когда наступило утро, на корабле Олава убрали парус и спустили весла. Теперь мы держали курс на восток.
Чужестранцам трудно себе представить, с какой скоростью мы можем передвигаться на наших судах. От Морстра до Тронхеймсфьорда расстояние почти такое же, как и до Шотландии, но для нас этот путь недолог. Это всего лишь одна смена гребцов и одна ночевка под навесом. Не успел оглянуться, как ты на месте.
Но последний участок пути через Тронхеймсфьорд был нелегким. Мы шли против сильного течения, так что за каждое весло пришлось посадить по два человека. Весь тот день наш корабль то и дело зарывался носом в волны. Поскольку то было ранней весной, морская вода была ледяной, и мы с Бьёрном, сидевшие довольно близко от носа, вскоре промокли до нитки и замерзли до костей, а ведь нам предстояло грести до самого вечера.
Здесь Олав совершил свою первую ошибку, которая чуть было не стоила жизни ему и всем нам. Он вошел в Тронхеймсфьорд против волны, посадив за каждое весло по два гребца, что вымотало всех его воинов. Вторая его ошибка была в том, что он поплыл со всеми пятью кораблями. Ему следовало оставить четыре из них на Морстре, ведь пять кораблей – это уже маленький флот, а следовательно, угроза, а в Тронхеймсфьорде на палубе корабля стоял Эрленд, сын Хакона, и с ним его лучшие воины. За несколько дней до этого к нему явились могущественные ярлы с ратными стрелами в руках и без стеснения вступили в палаты ярла, требуя, чтобы Эрленд рассказал, где прячется его отец. Во главе восставших шел человек по имени Орм, он был исполнен ненависти и злобы, утверждал, что ярл изнасиловал его жену, и было сказано, что он не опустит меч, пока не отрубит ярлу голову и мужское достоинство в придачу.
Я знаю, что Эрленда Хаконссона помнят как мужественного человека, но по тому, что я о нем слышал, отнюдь не мужество вынудило его поднять якорь и отплыть из Тронхейма тем же вечером. Дружинники отца прибыли к нему в тот же день с просьбой плыть в Мёр. Его отец, скрывавшийся вместе со своим рабом Карком, собирался пробраться туда и встретиться с сыном, а потом они оба сбегут, оставив весь Трёнделаг во власти оскорбленных родов; бонды обратились против них, так что власть уже ушла из их рук. Эрленд отплыл на одном корабле, самом быстром из всех, что у него были, и говорят, что, когда его люди ставили парус, бонды уже стояли на берегу и посылали стрелы им вдогонку.
Вход в Тронхеймсфьорд неплохо защищен от океанских волн, но тем вечером по-прежнему дул восточный ветер. Так что мы продолжали грести спиной к носу, а рулевые направляли корабли по фарватеру. Он сначала идет на северо-восток, а затем за мысом открывается новый пролив, который тянется прямо на юг, спрятанный за продуваемыми ветрами каменистыми сопками.
И именно за этими сопками мы натолкнулись на корабль Эрленда. Мы услышали крики с корабля Олава, даже пес его поднял лай, глаза Асгейра, стоявшего у рулевого весла, расширились от страха, и он рявкнул, чтобы мы продолжали грести, не думали ни о чем другом и не смели поворачиваться.
Но, конечно, мы все обернулись. К этому моменту мы достигли самого конца мыса и увидели над одной из вершин мачту с парусом. Корабль Олава находился на расстоянии нескольких корпусов судна от нас, и я слышал, как Сигурд на нем крикнул гребцам опустить весла в воду. Они повиновались, корабль замедлил ход. В то же время Асгейр крикнул, чтобы мы гребли сильнее.