Йомсвикинг

Но мы с Бьёрном были молоды и, стоя плечом к плечу на берегу перед кораблем Олава, чувствовали себя непобедимыми. Бьёрн крикнул, повернув лицо к кораблю:

– Кто из вас называет себя Росом?

Рос подошел к борту. С мрачным лицом он исподлобья взглянул на моего брата.

Бьёрн указал на него рукой:

– Этот человек убил нашего отца! Я требую мести!

Олав оглядел берег, где собрались воины с кораблей, привлеченные происходящим, а затем бросил взгляд на Бьёрна.

– Опусти топор, парень! Рос даст вам виру за убийство!

– Нет! Никакой виры! Мне нужна месть!

– Пятьдесят кусков серебра! Прими их, парень, если не лишился разума!

Бьёрн ответил рычанием и махнул топором в сторону корабля.

Олав перевел взгляд с брата на меня:

– А ты? Что скажешь ты, Корабел? Ты поддерживаешь требование брата?

При виде этих людей, возвышающихся над нами, я присмирел и отвел взгляд, презирая себя за это. Почему я не был таким дерзким и сильным, как Бьёрн?

Олав вновь взглянул на брата:

– Похоже, ты один против всех, Бьёрн Тормудсон!

Бьёрн обернулся и взглянул на меня.

– Вы получите виру за убийство, – повторил Олав. – Этого достаточно.

Может, я был всего лишь хромым юнцом, далеко не таким отважным, как мой брат. Но принять серебро за убийство отца – это было слишком даже для меня.

– Никакой виры. – Я прямо взглянул на этих четверых и в порыве дерзости тоже поднял свой топор. – Никакой виры!

Олав пригладил бороду. Затем перевел взгляд на залив и указал в том направлении:

– Вон тот островок. На рассвете.

Рагнар Кузнечный Молот и Асгейр увели нас с Бьёрном обратно на корабль, и мы опять сели на сундучки.

– Отдыхайте, – сказал Асгейр и убрал пивные кружки. – Постарайтесь заснуть. Про дрова забудьте, мы займемся ими.

Нас с Бьёрном оставили одних, а Рагнар Кузнечный Молот и другие спустились обратно на берег, чтобы закончить с дровами. Бьёрн обхватил руками голову, глубоко вздохнул и замер.

Тем вечером я долго сидел без сна. Через некоторое время на корабль вернулись члены команды, но они держались наособицу, не трогая нас с Бьёрном. Только Рагнар Кузнечный Молот подошел к нам, принес жареную свинину из усадьбы ярла. Мы давно уже не ели ничего, кроме каши, вяленой рыбы и солонины, так что в другое время с удовольствием уплели бы такой сочный ужин, но в тот вечер не чувствовали голода. Бьёрн так и сидел, уставившись на доски палубы у себя под ногами. Рагнар Кузнечный Молот положил один кусок на дощечку рядом с ним и отошел.

Наконец Бьёрн улегся, завернувшись в шкуру, но, мне думается, той ночью он ни на миг не сомкнул глаз. Я сидел, глядя на погребальные костры, они долго горели, освещая ночную тьму. В свете костров видел лица воинов. Они молчали, над телами павших товарищей негоже проливать слезы. Рагнар Кузнечный Молот тоже стоял у одного костра, ведь Вальдемар умер, и его тело сожгли той ночью.

Без слов. Без слез. Хоть мы и стояли у шатра там, на острове Морстр, когда Альфред служил мессу, и, хотя Олав всегда впоследствии называл своих дружинников христианами, в них по-прежнему была сильна старая вера. Поэтому в тот вечер не было ни слез, ни слов, ведь если бы мы проливали слезы, это бы означало, будто мы не верим, что наши павшие заслужили себе место в Вальхалле. Так что воины стояли в безмолвии, уверенные, что валькирии сочтут это знаком, что тела, догоравшие на кострах, принадлежали отважным воинам.

Наверное, я не совсем понимал, что должно произойти. Помню, я сидел уставившись во тьму, пока погребальные костры не превратились в маленькие пятнышки пламени в ночи. Мне кажется, мысль о побеге в мою голову тогда не приходила, но с тех пор прошло много зим, целая жизнь. Мы с Бьёрном могли бы той ночью бросить войско Олава, уйти в горы и остаться там. Стояла весна, до осени мы успели бы построить землянку, а вдвоем смогли бы пережить зиму. Следующей весной мы могли бы уйти дальше, может, на восток, до самого пресного моря у земли финнов.

Но что это была бы за жизнь, если бы мы сейчас сбежали? Мы бы покрыли позором имя отца, его сыновей ославили бы как последних трусов. Конечно, я боялся, но страх не вечен. А вот позор – да.

Должно быть, я заснул, следующее, что я помню, – это скрежет железа о камень. На корабле это был привычный звук, у всех в поясе был спрятан маленький точильный камень, не проходило и дня, чтобы кто-то не сидел и не правил свой нож или топор.

Бьёрн не сидел. Он стоял в центре палубы, раздевшись до пояса. Тем утром в Тронхеймсфьорде дул ледяной ветер, но Бьёрн, казалось, его не замечал. Он держал топор перед собой и медленными движениями направлял камень вниз вдоль лезвия, но смотрел он не на топор – казалось, что он не спускает взгляда с корабля Олава. Поднявшись, я тоже увидел людей на борту. Там был Олав, Сигурд и еще кто-то, там стоял Рос и тот, второй, у которого были такие же близко посаженные глаза. Рос тоже разделся до пояса. Он стоял неподвижно, глядя в нашу сторону, и я понял, что они с Бьёрном мерялись взглядами.