Иосиф

– А вот эта?! – отец торжественно указывал на банку, какая была в середине! Не прошибнись! Не прошибнись!

– А чего тут прошибаться – чисто слеза!

– Сляза, Пашка, сляза! – радостно восклицает отец.

– И чего? – пытаю я его.

– А вот эти?! – отец, точно фокусник, снимает светлую тряпицу ещё с двух банок трёхлитровых.

– СлЯза, пап! – радуюсь и я.

– А-а, сляза! Правильно ты говоришь! Вот это я в прошлом году набирал, а это – в позапрошлом, а вот эту – в этом.

– И что это за вода? – спрашиваю отца, хотя начинаю догадываться, ЧТО это за вода.

– Крещенская, Паш! Эти банки, – родитель указывает на банки с зелёной водой, – я наливал до Крещения и после Крещения, а вот эту слязу – прям в Крещение! И ничаво с ней не происходит! Это как? Ты понимаешь, какая это сила?! Василий жа, вот, зять, он жа тоже набирает воду Крещенскую! И она у него тоже не цветёт! В один день набираем! И в Няхавах, и тут, у меня! Вот объясни! Это как?! А-а, а ты говоришь, Бога нет…

– Да не говорил я тебе об этом! Наоборот, я знаю, что во всем мире вода Крещенская не портится.

– Я не знаю, как там во всем мире, а у нас с Василие м точно, не портится!

Выходит так, что отец своими действиями и поступками был сторонником апостола Фомы: пока своими глазами не увижу, пока своими руками не пощупаю – не поверю!

Наконец-то мы во дворе.

Я любил свой баз! Здесь столько труда родительского и детского было вложено для облагораживания его, база! Сколько раз отец вместе с нами, сыновьями, катухи перестраивал, погреб перекапывал, крышу хаты перекрывал и сколько яблонь, слив, вишен, груш было посажено вокруг двора. Отец всегда жалел клёны, а они каждый год лезли, точно сорная трава. И каждый год отец ворчал и приказывал:

– Пашка, а сруби ты к чёрту вон энтот кленок! Ды и энтот тоже жалко, но и его – прям под корень! Прям под корень! О-о, да дай ты им волю, лет через пять по своему двору и не пройдёшь! – в подобных высказываниях отец всегда глубоко и шумно вздыхал! – Эх, да какая жа у нас земелюшка! Цаны ей нету!

Возле летней кухоньки росла молоденькая стройная верба. Она стояла, точно застенчивая девушка. И мама каждый раз при случае рассказывала историю возникновения её, «девушки» этой.

– Я своему Палычу года два талдычила: ну, вбей ты мне возле кухни какую-нибудь сухую палку, и чтобы из неё п-о больше веток сухих торчало! Мне банки пустые и мытые не на что вешать! И раз аж до скандала дело дошло. Разозли-л си мой Палыч, пошел за катух, приносить палку сухую.

– Пойдеть такая?!

– Ты чего?! – я ему. – Чаво ты мне за кочерыжку принёс? Для одной банки? – раза три я его посылала за катух. А там куча сухих дров лежала, не знаю, скольки лет назад срубленных. Наконец, принёс и спрашивать меня не стал. Затесал и забил поглубже. Так я на эту вешалку не нарадовалась! Банок десять я на неё могла повесить, и тряпочки, и кастрюли, и чаво угодно! Года два я на неё всё вешала! А потом, в третью вёсну, гляжу! Батюшки мои! А она вся зазеленела! Вот это вешалка вышла! И Палыч мой заметил, что вешалка моя зазеленела. Подходить и так, с ехидцей:

– Ну!? Мне опять за катух, а эту вешалку топориком почикать?

– Да ты чего? – я ему. – Почикать! Такая красота! Пущай растеть! А банки я на палисадник, на штакетник буду носить! Вот такая красота в нашем дворе и образовалась!

Отцовский баз всегда кишел живностью и здесь такие батальные сцены разыгрывались с участием разных представителей животного мира. Как вот сейчас. Отец ещё с крыльца, как мальчишка, озорно воскликнул:

– А ну-ка, лупани, лупани ты его!

– Кого? – не понял я.

– Гляди-гляди! Вишь, вон, красный петух с толстым гребешком за серым гоняется?

По базу, в поисках какого-никакого зёрнышка, в одиночку, гуськом дефилировали с десяток индюшек и десятка два, а то и три, куриц с петухами. Всю эту слегка парадную картину портила беготня двух петухов.

– Почему он его гоняет? – спросил я. – Глянь, он аж захромал, серый! Ей, ей, а ну! – попытался я влезть в петушиные разборки.

– Не лезь! Гляди, чего дальше будет! – остановил меня отец.

– С громким клёкотом промчавшись по двору, серый петух близко подлетел к индюшкам, просочился сквозь них и встал сзади. Индюшки вдруг как по команде вскрылились и погнались за красным петухом с золотистым хвостом.

– Гляди, гляди! Вот, подлюга, что делает?! Ты посмотри, а?! Да не туда ты глядишь! За серым смотри! О, сволочь, о, проныра!

Пока индюшки гнались за красным петухом, серый быстро огляделся и бросился с любовными петушиными страстями к проходившей мимо него курице…