Читаем Иосиф полностью

– Щас поймёшь! Ага! Он энтих товарищей нашел своих, а они – ни слухом, ни духом! Про сапожки те! Они и не были у него, у энтого Горбача – Перетрухина!

– Тогда кто же к нему приходил? – замер я в ожидание ответа.

И мать замерла с иголкой в руке. Убрав со стола и закончив мыть посуду, она уже сидела на своей кровати и прихватывала болтающуюся пуговицу на моем пальто.

– Черти, – оглядев нас, ответил отец.

– Как?! – притворно воскликнул я. Я так и знал, что отец ТАК ответит.

– Господи помилуй! – вздохнула мать, перекрестилась, глядя на икону. – Бываить, – и продолжила пришивать пуговицу.

– Черти! – повторил отец. – И знаешь, за ЧЕМ они приходили?

– Да откуда же я могу знать, пап?!

– За цветочиком, за папоротником! Понимаешь?! Я жа табе рассказывал, как он колдуном стал?

– Рассказывал, но я трошки подзабыл! – хитрю я. В этой истории с Перетрухиным, «страшно похожим на Горбача», мне хотелось услышать другие детали и факты.

– Ему, Перетрухину, в чирики попал папоротник, какой цвел. И всё! Гришка Перетрухин стал колдуном. Но, правда, он и до этого черную магию почитывал, и всё шло к тому, чаво он хотел. А про цветочек он, видать, и не догадывалси, про чиричок, куда папоротник попал. А нечистой силе энтот цветочек прям нужон был. Видать, для них энтот цветочек, как для худых валенок шило. Вот за чириками они и пришли, черти, под видом друзей Гришкиных. Но это же – страшная сила, Па-ша! Нечистая?! – отец широко раскрыл глаза и выдержал огромную паузу. – Ты понимаешь, какая это страшная сила?! Ивана Коваля с Верхней Речки помнишь?

– Здоровый, мордатый такой?

– Точно – мордатый!

– Кто же его не помнит?! Бандюган на всю округу!

– Во-во! Бандюган на всю округу. Я тебе сейчас про него расскажу, а потом и про Перетрухина. Знаешь, какой он бесстрашный был?! Иван? Что ты, что ты!

– А скольки он сидел? В тюрьме! – вставила свое слово мать.

– Никого не боялси, драчун был ужасный! – продолжил отец. – Ну, они же все у меня бывали на мельнице. И сильные, и слабые – всем исть хотелось. Все приходили! И как-то, это в осень дело было, прям в позднюю осень. Ага, чего-то они у меня, три дружка, в мельнице загуляли. И Иван с ними, третий! А уж работа кончилась, я уж движок остановил. Темно стало. А они ни в какую не собираются по хатам своим расходиться. А мне-то к вам идти пора, худобу кормить и всё такое. И я их еле-еле выпроводил. А Коваль-то за зерном пришел. Но это редко было.

– Да никогда за зерном он не приходил! Это уж к жалмерке какой-то ему нужно было. Не с пустыми руками, –опять Димитриевна поправку произвела.

– Точно-точно! – согласился отец. – И вот ему знак даю, мол, останься, насыплю! Ага. Энти – домой, по хатам своим тронулись. Один на Карасёвку, второй через талы на Лапины, а Ковалю – через гору, на Верхнюю Речку. Остался он да и говорит мне:

– Палыч, я завтра, а?

– Гляди, – говорю, – Иван. – А сам удивляюсь. Пришел за зерном, считай, первый раз, а сам… – табе виднее! – говорю. Ага. На завтра Иван не приходить, на послезавтра его нету, и на послепослезавтра. Ну, думаю, тебе не надо, а я сабе зачем голову ломать буду. Не знаю, сколько дней прошло, не помню, заявляется. Лицо всё драное, как кошки драли! Там такие раны! О-о! И сам какой-то не похожий на себя, какой-то напуганный, но тверёзый! Да он не то, чтобы пьяница, был. Бандит! Какой пьяница! Да и раньше так не пили, как сейчас. Раньше совесть ка-кую-то имели. Ну, бывало и выпивали. Ага.

– Чего, – спрашиваю, – Иван? Чего такой?

Иван мой раны на лице гладит, а глазами шарит по углам. В мельнице опять все происходило, шарит и говорить мне тихо:

– Ты, Палыч, никому ничаво не говори, а? Прям никому!

– Чего не говорить?

– Чего я табе сейчас расскажу.

– Ды никому я ничаво не собираюсь рассказывать! Рассказывай! – Я ему говорю, а у самого мурашки по спине! Весь район в страхе держит, а мне секрет хочет какой-то рассказать. Можа, кого убил? И зачем мне энтот секрет в голове у меня.

– Они жа, Паша, казачки, твоему отцу всё рассказывали! Всякую чепуху! И не чепуху, – вновь мать реплику посылает от своей кровати.

– И хохлы – тожа! Ха-ха! Было дело, было. И вот, «рассказывай», говорю ему. Иван начинает рассказывать, а сам всё опять по углам шарит, шарит – боится! Ты понимаешь?! Боится! Прям чудно!

– Я, – говорит, – от тебя к жалмерке хотел одной зайтить. К другой. Не к той, а к другой. Ну, чёрт попутал! Пришел к тебе вон за ЧЕМ, а сам… От тебя в горку поднялси, иду. И прошел всего – нет ничего, и ста метров не миновал, и тут два моих товарища! Откуда они взялись?!

– Здорова, – говорят, – Иван.

– Здорова, – отвечаю им, а сам и байдюже! Ну, никак не мог я там сразу сообразить!

– Пошли, – говорять, – пошли, Вань, выпьем!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное