Иосиф

Городище, скорее всего, от слова «гора». А может быть, «городок»? Может, древние наши предки там жили? Удивительно живописнейшее в наших лесостепных краях место! Речка Тишанка, в пойме широкого, гектар на десять, ровно расстилающегося луга, делает поворот на все девяносто градусов, и берег левый её круто уходит вверх, в гору, обращенную к северу. Отсюда, с горы, обрамленной дубняком и трепещущим осинником, Маркины, как на ладони, и весь наш хутор Авраамовский с кусочком леса Клокова. А с северной стороны виден и другой хутор – Нижняя Речка, где мы были рождены – все четверо детишек Иосифа Павловича и Нины Дмитриевны Богучаровых. Когда буренки паслись на Городище, Дмитрий Игнатьевич и мне, помнится, рассказывал про битву черкасов и панов. А начинал он присказкой:

– А в те времена наша Тишанка растекалась на километры, и глубокая она была – страшно! А сомы в ней водились такие, что людей глотали!.. Это ещё дед Андрей мне рассказывал, а деду нашему Андрею рассказывал его дед, а ему…

Данная древняя история про битву не имеет конкретных имен или развития. Но старики и старухи хуторские со слов своих предков по поколениям так и передавали, что на Городище сошлись черкасы и паны. Черкасы были православные, в Клоковом лесу у них была часовня и наблюдательная вышка. Вышки стояли на всех высоких просматриваемых местах…

В древние времена не полезем. О них так мало сведений, а заниматься гольной выдумкой – неблагодарное дело! Свои бы, с Божьей помощью, хоть чуть-чуть приоткрыть! Все же меня смущали «черкасы». А со временем узнал, что черкасы – это те же казаки, которые проживали в наших местах в тринадцатом-четырнадцатом веках, о которых говорили историки, в том числе и Карамзин. В этом отношении поражает устная память наших дедов о битве черкасов и панов на Городище.

– Я же постарше вас, ребята, – держал речь Сергей Федорович. – И помню, как на Пасху, на Троицу столетние старухи лезли на Городище к этому кресту. Столетние не столетние, но старые бабки! Сказывали, что старые люди почитали и крест на Городище, и в Лобачевскую ходили, в Архангела Михаила. А когда в Лобачах порушили, тут уж стали ходить только на Городищу. Лампадку зажигали, свечи ставили и молились. И ведь как интересно выходило! Весной у нас дождей, сами знаете, всегда мало выпадает, если вообще выпадают, а вот старухи Марковские всегда-всегда дождики вымаливали. Все в хуторе удивлялись! Все знали и ждали, когда Пасха придет. Чуду ждали! Бывало, службу бабки проведут и вниз, по домам только начинают рассыпаться – дождь тут как тут! Вот, как было. Там же и родник никогда не иссякал! Родник на горе – это как? Всегда там водичка ключевая холодненькая текла. А однажды, это уже в конце пятидесятых или прям вот в начале шестидесятых… – дядя Сергей в задумчивости развел руками. – Иван Бенца, знаю, только что у нас в хуторе появился и со старухами на молебен ходил.

– Бенц на молебен? – удивился я.

– А чего ты думаешь? Бенца! Он жа детдомовец. Сорок первого года. Отец его на войне погиб, а мать, вот, не могу сказать. Бабка воспитывала его, видать и в церкву водила. А потом и бабка умерла. Но это не главное. Главное то, что в это время Хрущ уже правил. Волюнтарист гадский! Стольки он беды принёс нам! Стольки беды! Последняя беда от него и пошла! Зачем землю надо было резать? Ну что такое – пятнадцать соток для большой семьи?! Да это – тьфу! Ничего! В эти же времена, в правление Хруща, несколько лет подряд на леса наши, посадки, сады такая парша нашла! Вы уж, наверное, это помните?

– Помню, помню, – подхватил Володя. – Выше деда на Земляках весь лес был паутиной оплетён, с червями! «Кукурузники» летали, опыляли, но мне казалось, червей ещё больше становилось.