Иосиф

– И вот, Паша, чаво ана выходила! Ты жа знаешь, где церква была, на бугре на Лобачах, где вы все учились, а Егор Егорыч со сваей Дусей жили прям вот тут вот, у нас, на Солонцах, рядом с Головановыми. Пройти ему невидимкой? Особа не пройдешь. Кто-нибудь да заметить. Даже ночий. Оно как бываить? Нужна табе тёмная ночь? Так обязательно луна вылезить! А када табе светло надо, так она за тучку спрячется, и чего хошь тут делай! Как испытание какое! Получилось так, что с первыми иконами, какие Махор нёс из церквы, Дундук его и захватил. Прям на мосту через Тишанку. Ночь-то была темная, а Махор, то-олькя на мост, а луна его вовсю и проявила! И Ваня Дундуков тут как тут, здассте и пожалуста! Сзади! На конике! Он ведь в верхах ездил, как казак какой! Даа, что ты! Ага! С Лобачей ехал. Или стерёг его, или чё? Нагнал Егора Егорыча и сразу жа:

– Ты чего прёшь такое? А? Чаво стащщил?

А нес Махор церковную утварь. В том числе и крест золотой. Ну он жа в церкви прислуживал. Видать, там они и договорились с попами, что в первую очередь спасать. И он-то, Махор, был здоровый и сильный, вот ему и насобирали: кресты там, иконы старинные, завернули в платок большой. Знаешь, такие платки бывают, зимние шерстяные с махрами?

– Ну! Знаю.

– Вот в таком платке он и нёс. И уж осталось ему идти –рядом хата, а ана вишь, как вышло!

– Чего стащил? Подлец ты такой и разэтакий! – Но он, Паша, Ваня Дундук этот, он жа при исполнении находилси! Понимаешь?

– Ничаво я не воровал, – отвечаить Егор Егорыч.

– Тогда чаво тащишь?

– И не тащу, а несу иконы и кресты! – честно отвечает Егор Егорыч.

– А иде ты их взял?

– В церкви.

– А по какому такому праву ты их в церкви взял? – как пристал Дундук к Махру, как пьяный к радиу, дескать, спой и спой! И чего идешь, и чего несёшь, и зачем несешь? Но он жа при исполнении! Да ещё сверху, с коника! А тут луна вовсю светить, и Махор – как на ладони! Ага! Потребовал открыть да показать, чего в платке. Пришлось Егору Егоровичу развязывать платок. А крест золотой, как блеснул, так Дундук тот, сказывали, чуть с коняшки и не свалилси!

– Золотой?! – кричить.

А Егор Егорович глядить на няво да молчить. Молитву про себя читает. Чаво ты ответишь? Золотой крест али не золотой? В церквях кресты были разные, были и золотыи!

– Сейчас же мне отдай его! – командует Дундук.

– Зачем табе крест? Ты жа неверующий! – кубыть спрашивает его Махор.

– А не твоё собачье дело! – отвечаить Дундук. – Отдай, а то всё отберу!

Ну и что ты думаишь? Конечно, отдал Махор крест. Хорошо хыть так отбоярилси. Ну, эту церковную часть принёс он домой, к Дусе, да назад, в церкву. Рассказал там, что так и так, крест золотой отнял Ваня Дундуков. А уже ночь-то была, но никто из церкви не уходил! Люди наслышаны были, как церква разрушать стали – всё рушили! Решили срочно спасать другую утварь церковную, с иконами и со всем нужным имуществом. Думали жа чаво? Ну, побесится, побесится советская власть, да и снова церква откроить. А тут табе и иконы, и кресты – всё на месте! Как жа ана без Бога?! Старые люди так и говорили, что надеялись на прежние времена. Мол, придуть они! Вот ведь как! Да-а… А среди прихожан на тот момент была Серафима Землякова с Настей. Она и предложи, Серафима, дескать, давайте ко мне иконы снесём. Дескать, и пройти ко мне можно будет незамеченными, буграми! Ну, ты жа понимаешь, Паша, как там пройти!?

– Конечно, к кургану буграми! И никто не заметит!

– Никто, правильно ты говоришь! Дескать, и пройти ко мне можно незамеченными, и хранить пока у меня можно в целости и безопасности. И вот опять Махра снарядили. Ну а таперича он пошел не один по дороге, а по буграм, да с На-астей! – мать интригующе улыбнулась! Ага! И вот ана, дальше слухай! И пришлось им вместе в ту ночь ходить по этим буграм. Ну и, видать, понравилось им это дело. Вместе ходить! Пара была-а-а – красивая! Что ты! Что ты! Некоторые из хутора даже прибрехали, дескать, в энту ночь, када Егор Егорыч с Настей ходили, в энту ночь ниже кургана, где Серафима жила, аж молонья засверкала. Ну, конечно, Паша, это брехня.

– Почему брехня?

– Но это же осенью происходило! Поздней! Какая молонья?! Опять жа, оттуда, с северной стороны, тучи с грозой к нам никогда и не ходили! Ктой-то прибрехал, конечно, чтоб красивше было! Ага! И чего ана выходила? Настя окончательно голову потеряла, да и Махор свихнулси! Наконец-то глаза открыл и увидал настоящую красоту, какая по нраву ему стала! Да! И какая там в тот раз между ними молонья сверкала, неизвестно. Только, сказывали, к Дусе в ту ночь Махор не пришел. Не пришел он на вторую и на третью ночь. А потом, кубыть, заявилси днём, да и сказал:

– Прости меня, Евдокия, что нервы табе сильно потрепал. Ухожу к другой. Живи таперича, как вольный ветер!

– Я, Егор, на тебя зла не держу, – отвечает ему Дуся, а сама вся в слязах. – Я на тебя зла не держу, а ветер я не вольный. Он к табе тольки и колыхается, потому что сильно-сильно тебя люблю! Иди к ней и запомни: двери мои для тебя всегда открытые! Настежь!