Иосиф Сталин, его маршалы и генералы

Подполковнику, видимо, стало стыдно, и он решил прийти в расположение роты дня через два. Она занимала высоту. Подходы к ней немцами просматривались и простреливались. Поэтому отрыли глубокий ход сообщения, чтобы в случае обстрела укрыться. Вдруг видят: кто-то ползет по ходу сообщения. Ребята стали хохотать. Показался тот самый подполковник и к Егорычеву:

— Что они смеются?

Егорычев честно ответил, что солдаты смеются из-за того, что подполковник трусоват:

— Мы-то ходим в полный рост, укрываемся только в случае обстрела, а вы ползете, когда опасности нет...

После того как личный состав роты сменился раза три (тяжкие были бои), ее отвели на несколько дней отдохнуть.

— У нас был мастер с Урала, — продолжал Егорычев. — Он брал запалы от противотанковых гранат и делал из них очень красивые мундштуки. Но однажды запал взорвался у него в руках. Ему оторвало два пальца на правой руке.

Трибунал рассматривал это дело и приговорил его к расстрелу. Заявили нам, что он это сознательно сделал. Было решено расстрелять его перед строем. Отрыли ему на болоте яму метр глубиной, она сразу водой заполнилась — это было начало ноября. Раздели его до нижнего белья — обмундирование потом тоже пошло в дело...

А он твердит одно и то же:

— Товарищи, простите меня. Я же не нарочно. Я буду воевать.

Стоит перед нами солдат, говорит Егорычев, которого мы знаем как смелого бойца, а ему приписали самострел. Построили отделение автоматчиков. Комдив скомандовал. Стреляют. На нижней рубашке одно красное пятно. Одна пуля в него попала. Никто не хотел в него стрелять.

Он стоит. Помните «Овод»?.. Стреляют еще раз. Еще два пятна на рубашке. Он падает. Но живой! Еще просит его пощадить. Подходит командир дивизии, вынимает пистолет и стреляет ему в голову.

— Мы все были страшно возмущены. До сих пор я вспоминаю это как страшный сон. Тыловые службы Смерш, прокуратура тоже хотели показать, что они делают нужное дело. Война все списала, к сожалению...

Народное ополчение

Части Красной армии в приграничных округах были разгромлены. Пока формировалась, по существу, новая армия, советское руководство лихорадочно искало силы, способные хоть на короткое время задержать натиск врага.

4 июля Сталин подписал постановление Государственного комитета обороны № 10 «О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в дивизии народного ополчения». Постановление вышло с грифом «Не опубликовывать».

Добровольного, как следует из текста постановления, было маловато:

«1. Мобилизовать в дивизии народного ополчения по городу Москве двести тысяч человек и по Московской области — семьдесят тысяч человек.

Руководство мобилизацией и формированием возложить на командующего войсками МВО генерал-лейтенанта Артемьева...

2. Мобилизацию рабочих, служащих и учащихся Москвы в народное ополчение и формирование двадцати пяти дивизий произвести по районному принципу...

3. Для пополнения убыли, кроме отмобилизованных дивизий, каждый район создает запасной полк, из состава которого идет пополнение на убыль.

4. Для руководства работой по мобилизации трудящихся в дивизии народного ополчения и их материального обеспечения в каждом районе создается чрезвычайная тройка во главе с первым секретарем РК ВКП(б) в составе членов: райвоенкома и начальника райотдела НКВД.

Чрезвычайная тройка проводит мобилизацию под руководством штаба МВО с последующим оформлением мобилизации через райвоенкоматы.

5. Формирование дивизий производится за счет мобилизации трудящихся от семнадцати до пятидесяти пяти лет...»

Первые двенадцать дивизий Сталин потребовал сформировать к 7 июля, то есть буквально через три дня. Это были заведомо обреченные части.

Формирование народного ополчения было актом отчаяния.

Подавляющее большинство ополченцев прежде не держали в руках винтовки, да и винтовок на всех не хватало. Половина была неисправной, разных типов, таким дивизиям не полагалось ни транспорта, ни артиллерии, ни танков. Никакой подготовки ополченцы не прошли. Да и любой новый воинский коллектив нуждается в боевом слаживании, а эти части сразу бросались в мясорубку войны.

28 июля постановлением Совнаркома вступившие добровольцами в Красную армию по месту прежней службы получали полный расчет с выдачей выходного пособия и компенсацией за отпуск. За ними сохранялась жилплощадь и прежние должности. При возвращении из РККА их должны были восстановить на прежнем месте. Да только мало кто вернулся... Потери московского ополчения огромны.

Формированием дивизий занимались московские райкомы партии. Они должны были произвести партийную мобилизацию. Но москвичи, даже никогда не державшие в руках оружие, белобилетники, вступали в ополчение и без партийного приказа. После первых десяти дней войны надежды на то, что Красная армия легко даст отпор врагу, улетучились. Москвичи чувствовали, что они должны сами защитить родной город.