Ирано-таджикская поэзия

Когда, от дел державных отдохнув,
Уселся во дворце своем Юсуф,

Вошел глава придворных, молвил слово:

«О ты, чья честь — венец всего земного!

Ты помнишь ли ту нищенку? Теперь

Она пришла, в твою стучится дверь.

Ты приказал мне, чтобы я с дороги

Ту женщину привел в твои чертоги».

Сказал: «Тогда войти ей разреши,

Пусть нам откроет боль своей души».

Тогда, как пламя заплясав живое,

Смеясь, она вошла в его покои.

Была ее улыбка так светла,

Что скажешь: роза снова расцвела!

Таким веселым удивлен приходом,

«Кто ты? — спросил Юсуф. — Откуда родом?»

Ответила: «Я — та, что, полюбя,

Всем царствам мира предпочла тебя.

И злато и каменья раздала я

И жизнь свою сожгла, тебя желая.

Тоскуя по тебе в чужом краю,

Я погубила молодость свою,

Но ты, влеком красавицею-властью,

Ушел, забыл меня с моею страстью».

Юсуф заплакал, зарыдал навзрыд,

Когда узнал, кто перед ним стоит.

Спросил: «Что стало, Зулейха, с тобою?

Как сделалась ты нищенкой седою?»

Когда он имя произнес ее,

Она упала, впала в забытье.

Казалось: от беспамятства хмельная,

Забылась, голосу его внимая.

Когда она в себя пришла опять,

Юсуф ей стал вопросы задавать:

«Где молодость твоя, краса былая?»

«Увяли без тебя та и другая».

«Какая ноша стан согнула твой?»

«Грусть по тебе — тяжелый груз живой».

«Кто виноват, что стала ты незрячей?»

«Моих кровавых слез поток горячий».

«Где золото твое, твои венцы?

С камнями драгоценные ларцы?»

«Тем, кто о красоте твоей рассказы

Рассказывал, рассыпав слов алмазы, —

Я отдавала, к их припав ногам,

Всю жизнь мою в придачу к жемчугам.

Их головы венцами украшала

И прахом у порога их дышала.

Нет злата у меня и нет камней,

Лишь сердце есть — ларец любви моей!»

«Что за мечта теперь тебя тревожит?

Твое желанье кто исполнить может?»

«Лишь о тебе — все просьбы и мечты,

Меня утешить можешь только ты.

Дай клятву мне, что жребий мой суровый

Ты облегчишь, — я с уст сниму оковы,

А если нет, — уста свои сомкну,

Останусь у тоски своей в плену!»

Поклялся он призванием пророка,

Могуществом, не знающим порока,

Способным вырастить в костре цветник

И божьей милости открыть родник:

«Все то, что я смогу, исполню сразу,

Твоей внимая просьбе, как приказу!»

«Сперва красу и юность мне верни,

Чтоб расцвела я, как в былые дни,

Затем верни мне зренье, — молви слово,

Чтоб на тебя взглянуть могла я снова».

Он для мольбы уста раскрыл тогда, —

Из уст живая пролилась вода,

И к мертвой красоте душа вернулась,

И юность, радостью дыша, вернулась!

Избавились глаза от пелены

И снова стали зрением сильны.

Стан распрямился — кипарис высокий,

Вновь посвежели и чело и щеки.

Где сорок лет и нищеты и бед?

Ей снова стало восемнадцать лет!

Она такой блистать красою стала,

Какою даже прежде не блистала!

Сказал Юсуф: «О прелесть чистоты,

Скажи, чего еще желаешь ты?»

Она: «Лишь об одном просить я буду, —

Хочу я быть с тобой всегда и всюду,

Ты нужен, словно свет, моим глазам,

Измученному сердцу — как бальзам.

Как благодатный ливень нужен нивам,

Так нужен мне союз с тобой, красивым!»

Юсуф не сразу произнес ответ,

Ей не сказал Юсуф ни «да», ни «нет».

Пока душа сама с собой боролась,

Таинственный послышался ей голос.

С колеблющимся вдруг заговорил

Всевышнего посланец Джабраил;

«О царь, предвечным взысканный премного,

Услышь слова, идущие от бога:

«Мы Зулейхи услышали мольбу,

И пожалели мы свою рабу.

Любви так велико ее служенье,

Что море доброты пришло в движенье,

И мы, ее жалея, в добрый час

На небесах соединили вас.

Да крепнут узы, да истлеют путы

Былого горя и недавней смуты.

Ты в узах, сочетающих сердца,

Найдешь свободу и любовь творца!»