Ирландское сердце

Это произнес какой-то высокий мужчина, стоявший рядом с метрдотелем. Худой как жердь, он был одет в военную форму. На лице – страшный шрам, проходящий прямо через его глаз. Он тоже был лысым и тоже с пышными усами. А вот его спутник показался мне знакомым. Точно, это Артур Кейпел, друг Коко Шанель. Что здесь происходит? Они тоже тут ужинают? Стулья для них уже принесли, и двое мужчин подсели к нам.

Мод встала.

– Как вы посмели, Люсьен? – обратилась она к Мильвуа настолько громко, что пожилая пара за соседним столиком обернулась в нашу сторону.

Мильвуа схватил ее за руку:

– Сядьте, Мод. Генерал Уилсон хочет поговорить с вами. – Затем он повернулся ко мне. – И с вами тоже.

– Люсьен, что вы наделали? – спросила Мод. – Генри Уилсон – мой враг.

Ага, Уилсон. Тот самый, который скорее столкнет Европу в войну, чем согласится предоставить Ирландии гомруль.

Мод очень быстро заговорила по-французски. И тут я поняла, что она старалась не слишком демонстрировать передо мной свою галльскую натуру, потому что в данный момент вся она – это лицо, плечи, руки, – все это très, très parisienne[105]. Она напоминала мне женщину, которую я видела вчера на птичьем рынке. Один парень сунул палец в клетку к ее канарейкам, и она заметила это.

– Cochon! Cochon![106] – пронзительно завопила она, явно используя в языке жестов определения покрепче.

Сейчас Мод тоже бросала это самое «cochon» Уилсону и Мильвуа, обличительным жестом быстро и решительно тыча пальцем в каждого из них.

Мне показалось, что Уилсон не понимал ее слов, но вдруг он засмеялся, мотая головой, а потом промокнул носовым платком якобы выступившие слезы, словно Мод невероятно рассмешила его. Затем он горячо ответил ей на французском. И не менее театрально, чем она. Его руки рубили пространство между ними. Французские слова он произносил с большими промежутками и умышленно с английским акцентом. Мне удалось разобрать «femme dérangée»[107]. Затем он разразился долгой тирадой на тему votre père[108], и это повергло Мод в тягостное молчание.

Уилсон повернулся ко мне и сказал по-английски:

– Предполагаю, вы просто глупы, поэтому не понимаете, что играете в игры с убийцами.

Мод вновь ринулась в атаку:

– Это ведь вы со своими людьми готовы выступить против британского правительства, не мы! Для этих фанатиков из Ольстера невыносимо видеть справедливость на ирландской земле. Они отказываются подчиниться закону, принятому конституционно.

В ответ Уилсон снова разразился хохотом:

– Законы? Конституция? Припоминаете, мадам, у короля Джеймса все юристы были на его стороне. У Стюартов вообще все делалось исключительно законно. Но слова, написанные на бумаге, не остановили короля Уильяма, и он спас английский народ. Уилсоны еще тогда вошли с королем Билли в Ольстер, и с тех пор мои люди защищали завоевания той славной революции. Думаете, я позволю отдать Ирландию шайке святош и заблудших поэтов? Да с таким же успехом можно было бы дать индусам управлять Индией, «кучерявым» чернокожим – Африкой, а идиоткам-суфражисткам – Британией. Вы думаете, мы станем рисковать империей, пуская политиканов в юбках заказывать музыку? Армия не станет выполнять приказы Джонни Редмонда[109]. Никогда. И никакого гомруля. Никогда. Никогда. Никогда. Мы не сдадимся.

– Вы не можете остановить принятие этого билля, – возразила Мод. – Палата лордов больше не может накладывать на него свое вето. Гомруль пройдет.

– Но есть еще двести пятьдесят тысяч Ольстерских волонтеров, которые выступят против этого, – сказал Уилсон. – Мы просто захватим власть в мэрии Белфаста, а оттуда двинем на Дублин.

– Вы сейчас говорите о гражданской войне, – заметила Мод. – Думаете, правительство позволит вам…

Он оборвал ее:

– А как они нас остановят? Вы думаете, что британская армия выступит против Ольстерских волонтеров, когда половина офицерских корпусов и большинство лидеров консервативной партии сами родом из Ольстера?

О господи. Это все-таки случилось. Повторился сюжет из эпоса «Táin»: ольстерцы против ирландцев. Только на этот раз у Ольстера есть ружья.

Пришла очередь Мод смеяться.

– Вы упрекаете меня моим отцом? Ну хорошо, вероятно, у него были определенные слабости. Но он был солдатом из солдат. Я много раз слышала от него: «Доблесть солдата заключается в том, что он выполняет полученные приказы». И вы хотите уверить меня, что офицеры будут бунтовать? Пожертвуют своей честью, согласятся уничтожить свою карьеру? Да никогда в жизни!

Теперь в разговор вмешался Мильвуа, который до сих пор наблюдал за этой перепалкой, как за боксерским поединком. Он заговорил по-английски:

– Честь, говорите? Генерал Уилсон – единственный человек чести на британской стороне. Он связал себя с Францией, пообещал своему правительству объединить нас, чтобы совместными усилиями выгнать немцев из Эльзаса.