Ирод

Ирод. В молодости я много и славно повоевал. Теперь жизнь моя сделалась размеренной, хотя скучать не дает никогда. Немало возведено нового и украшено старого – все зодческие творения сработаны рабами Рима и иудеями-наймитами. Размах деяний моих царский, перед самим императором не стыдно. Главное, разумеется, – это столица: пусть вере нашей вечным памятником будет отстроенный мною Иерусалим. Настоящее, иной раз, дает повод для довольства, но не забыты и лихие годы юности. Предаюсь воспоминаниям, и, словно бы, чего-то не хватает мне: привыкли руки к топорам, мечам, секирам. Крепок я еще, не сглазить бы: кости целы, сила не убыла, и сердце послушно докторам – дай Бог дальше не хуже. Впрочем, если правду сказать, сердце у меня непослушное. Похоронив Мирьям, я хоть и не забыл покойницу, а все же женился на Пнине, которую полюбил и по сей день продолжаю любить. И следующие за нею жены не помеха прежним бракам – для всех отыскался в сердце уголок. Таков уж я – царь Ирод, или Ордос, как называл меня отец, мир праху его. Ушло навсегда боевое прошлое, но чую злоуханный запах грядущих битв. На сей раз с семейными. Сыновья подозрительны, и жены не спокойны. Слышу шаги – кажется, Пнина.

Пнина. Что ты бормочешь, Ирод! О ком думаешь, о женах? Или, шире глядя на дело, о женщинах?

Ирод. Не угадала. Думаю о детях.

Пнина. То есть о сыновьях. Дочерей ты препоручил матерям.

Ирод. Дочь – чужое сокровище, о наследниках мои мысли. Воротились мальчики из Рима?

Пнина. Не мальчики уж. Вчера вечером объявились. Элия – красавец парень, девки любить будут. Эх, мои бы слова да Богу в уши! Обняла дитятку и поцеловала.

Ирод. Не сопротивлялся?

Пнина. Нет. Почти. Вот-вот, сыны должны у тебя показаться. В дверь стучат – наследники, наверное.

Ирод. Пнина, встань справа от меня, прими царственный вид. Войдите!

Элия. Как рад я снова очутиться дома! С матерью уж виделся. Здоров ли ты, отец?

Ирод. Здоров, слава Богу. А где Антипатр и Александр? Вы ж вместе прибыли!

Элия. Надо думать, явятся к тебе позднее.

Ирод. Что тут скажешь? Не так хорошо с детьми, как плохо без них.

Пнина. Сын умный радует отца, а глупый – огорчает мать. Так, Элия, в ваших книгах прописано?

Элия. В книгах многое есть, а многого и нет. Пергамент терпелив, матушка…

Ирод. Тонко отвечаешь, Элия, хвалю! Пишут еще, что щадящий розгу не любит сына, а кто любит – с детства сечет дитя.

Пнина. Не будем об этом.

Ирод. Не будем. Надолго ли домой, Элия? Какими успехами школяр порадует отца с матерью?

Элия. Приехал на каникулы, проживу в Иерусалиме до осени. Грамматическую школу уже окончил, нынче в риторской науки постигаю. Наставники хвалят. Латынь и греческий даются мне легко – я первый ученик.

Ирод. А наши иудейские языки?

Элия. Да ведь арамейский и иврит я с детства усвоил! В Риме два раза в неделю к раввину хожу, учусь у мудреца тексты толковать.

Ирод. Тексты, говоришь? Ну-ну. Вижу, Элия, лежит душа твоя к книгам. А силу развиваешь? В столице есть с кем потягаться. Ты высок ростом и крепок от рождения.

Элия. Лучше многих из лука стреляю, бегаю быстро, прыгаю далеко, колесницей отменно правлю, и грузы мне хорошо покоряются.

Пнина. Аполлон ты мой!

Элия. Довольно, матушка… Вчера уж обнимала!

Ирод. Иди к своим занятиям, сын. У нас с матерью родительский разговор.

Пнина. Я всё думаю о нашем чаде. Элия не кажется тебе странным?

Ирод. Кажется непутевым.

Пнина. Отчего непутевым?

Ирод. А отчего странным?

Пнина. Странный, потому как одинокий он, нелюдимый какой-то. Бирюк-бирюком, с девицей сойтись не умеет. Ни с кем не дружит. Вот и с братьями старшими не поладил. А ведь в малолетстве хвостиком за ними ходил. Как с чужим заговорить – язык к гортани прилипает. Только мы с тобой ему нужны. Оно, конечно, хорошо, что отца с матерью любит, а все же беспокойно мне за сыночка нашего: боюсь, останется бобылем, и не будет у него продолжения, ни детей, ни внуков.

Ирод. Непутевый наш Элия – нет в нем честолюбия, а ведь он монарший сын, горизонты широкие! Вон, Антипатр и Александр, только и думают, как бы царство унаследовать. Боюсь, перессорятся. Который из них на трон не усядется, тот непременно захочет урвать другой кусок пожирней. Домогательство естественное и опасное. Элия же на братьев не похож, ленив и безделен.

Пнина. А ведь в науках-то он успевал лучше их обоих! И сейчас много в книги смотрит, записывает что-то.

Ирод. Вот-вот! Книги, пергамент, перо. А огня-то в душе нет! Впрочем, силой и ловкостью он удался: и гири ворочает, и бегает быстро, и верхом скачет справно, и все такое прочее.

Пнина. Пока Элия малюткой был, ты его больше других холил. Не забыл, Ирод? Старших своих любил, а этого – обожал!

Ирод. Дома я редко бывал, но все же руки помнят, как обнимал его, на колени сажал, а он ласкался. Братья ревновали, наверное?

Пнина. Не знаю. Об Антипатре тебе Дорис скажет. А у кого про Александра спросишь? Доброте отца обязанный, сын твой второй сиротой по матери рос.