Ирод

Ирод. Упрекаешь? Старое поминаешь?

Пнина. Упрекаю и поминаю, хоть и страшно мне. Боюсь я тебя, кинжалов твоих на всех жен хватит!

Ирод. Не бойся – годы мои уж не те. Однако не серди меня!

Глава 13

Зрелые годы Ирод посвятил трудам благочестия. Завоевав любовь и защиту римских хозяев, он покончил с войнами и со свойственными ему размахом и фантазией принялся возводить в Иудее храм, дворцы, крепости и еще многие, и многие достопамятные постройки. Не забывал он и города за пределами родины. Открывшееся в монархе человеколюбие подвинуло его на деяния благотворительности.

Иродовы антагонисты различных родов и убеждений утверждали прежде и поныне стоят на том, что посредством щедрот тщеславный и честолюбивый монарх желал лишь обрести прижизненный ореол величия и обессмертить свое имя на будущие времена. К услугам противников царя история преподнесла и факты, и их толкование.

Арад, в прошлом надежный строительный подрядчик Ирода, теперь одряхлел, но по-прежнему вхож в царский дом. Он выучил сына Идо обделывать дела, а потом отправил отпрыска в Рим перенимать у тамошних знатоков мастерство зодчества.

В своих строительных начинаниях Ирод любил советоваться с приближенными. Возводя Иерусалимский храм, монарх благоразумно принимал во внимание критику нового первосвященника Хананеля.

Ободренный присутствием отца, робкий, но умный и хорошо образованный царский сын Элия, участвовал в обсуждении хода дел.

Ирод. Друзья, близится к концу постройка святилища веры иудейской. Пусть не только обитатели Иерусалима, но и рассеянные по всей империи иудеи знают, что это я, царь Ирод, возвел земную обитель Господа, и нет в мире здания, равного нашему храму по величию и красе!

Арад. С трепетом и гордостью вспоминаю я начало работ. Тогда я был еще в силе. Нанятые мною сотни землекопов изрядно увеличили плоское пространство на вершине холма, плотно-плотно утрамбовали землю и даже засыпали две речушки.

Элия. Зачем это?

Идо. Отец, я вместо тебя отвечу, ты отдыхай. Это требовалось, Элия, для прибавления храму новых площадей – ведь мы задумали распространить постройку вширь.

Ирод. Не только вширь. Мы надстроили главное здание и стены вокруг. Высота удвоилась!

Идо. Внутреннее пространство стало много поместительнее, и залы поражают великолепием.

Элия. Идо, ты изучал зодчество в столице мира. Помнишь ли роскошь тамошних дворцов?

Идо. Разумеется, помню, и в известной степени я подражал Риму. Думаю, у нас не хуже вышло. Стены и пол мы отделали мрамором разных цветов – белым, зеленым, голубым. Красота!

Ирод. Я хотел украсить все здание золотом, и казна позволяла. Жаль, Хананель выразил несогласие, а я не иду против мнения священников, хоть и не всегда могу его уразуметь.

Элия. Отчего, Хананель, ты воспротивился – ведь нет украшения лучше золота. И разве плохо, если мир будет знать о богатстве Иудеи?

Хананель. Плохо, юноша, если мир будет чрезмерно осведомлен о богатстве иудеев. Мы малы среди народов, у нас кругом враги, а слабому не гоже зависть сильного будить.

Элия. Ты так же думаешь, отец?

Ирод. Для меня решение земных наместников Господа непререкаемо. К тому же слово Хананеля есть плод коллективного разума Совета мудрецов.

Арад. Выходит, нельзя не оглядываться на чужих. Все дело в людях, Хананель?

Хананель. О, нет, не только и не столько в людях. Всевышнего не будем забывать. Мы ведь под Богом ходим, мы Его рабы. Господь не без предела любит красоту: Он допускает мрамор, но осуждает пышность золота касательно избранников своих. Нам подобает скромность, дабы оставаться целыми и невредимыми.

Ирод. Почтительность к сильнейшему – вот лучшая демонстрация скромности.

Идо. Идея эта заложена мною в архитектуре храма.

Арад. Что сие означает, сын мой?

Ирод. Позволь, Идо, я для начала вставлю слово как монарх, ведь зодческая идея, воплощенная тобою, проистекает из политики и денег.

Арад. Старею, недогадлив стал…

Ирод. Все очень просто. Величественный храм – не только наша гордость, но и Рима честолюбивый интерес. Посему империя немало помогала мне в постройке, и возвращать долг нам пристало уважением к вере римлян и к ним самим. Архитектурную сущность замысла пусть разъяснит Идо.

Идо. Внутри храмовой стены я выстроил для чужестранцев огромный и роскошный зал. В его пределах всякий римлянин или иной неиудей может безопасно находиться и любоваться красотою чудесного храма, размышляя о том, сколь далеко простирается имперское величие Рима.

Хананель. Я настаиваю: в зале должна красоваться остерегающая надпись на чужих языках, мол, запрещен неиудею вход во внутренние покои храма, а нарушившего запрет ждет неминуемая смерть.

Ирод. Элия, ты самый грамотный, вот тебе кусок пергамента. Напиши сие по-латыни и по-гречески, а мои умельцы, на твою записку глядя, вылепят большие буквы на стене.

Элия. Готово, отец!

Ирод. Доволен ли ты, Хананель?