Ирод. Октавиан постановил, что сыновья должны во всем повиноваться отцу, а мне предоставлено право завещать корону кому пожелаю. Разбиты камни вражды, как говорит сестра. Вот, я обнимаю моих драгоценных чад – тебя, Антипатр, и тебя, Александр! Живите меж собою в мире, пусть каждый любит брата, и оба любите родителя вашего. Отныне я не тороплюсь называть имя будущего царя. Возможно, я разделю меж вами Иудею и обоих сделаю монархами. Пока же я назначаю вам воистину царское содержание. Я повелеваю моим приближенным отбросить ковы, выпутаться из паутины интриг и послушно следовать за мною тропою мира и благочестия. Все ли уразумели мое повеление?
Дорис. Все уразумели и счастливы исполнить.
Шуламит. Дом крепок ладом.
Ирод. Хорош настрой. Теперь я спокоен за свою судьбу. Не делающий зла, злу не подвержен. Я уехал с войною в сердце, а привез мир!
Шимон. Ты привез нам мир? А не забыл ли ты тот непреложный факт, что народ иудейский жаждет монарха подлинных царских кровей. Как бы мир сей не обернулся позором войны братоубийственной!
Глава 17
Ирод жаждал семейного согласия, однако сомнения в действенности императорского вердикта о мире не покидали душу царя. Отеческое сердце хотело любить, а не бояться сыновей, желало дружбы, а не вражды меж ними, мечтало награждать, а не карать детей.
Не осмеливаясь перечить императору, Антипатр и Александр приняли мирные условия Октавиана. Но сделали это только напоказ, а внутренне по-прежнему оставались жестокими врагами, верными каждый своей хищной цели и готовыми на любое преступление ради достижения ее. Ненависть скрывать легко, совсем не так как равнодушие.
Война между двумя непримиримо враждебными лагерями Антипатра и Александра велась частью открыто, частью исподтишка.
Глафира, жена Александра и дочь Архелая, царя Каппадокии, неутомимо насмехалась над низким происхождением сочувственников Атипатра, чем отменно раздувала огонь их вражды к приверженцам высокородного Александра.
Дорис. Я хвалю тебя, сын мой, за ловкое умение быть хорошим братом и любящим сыном.
Антипатр. Ты правильно ценишь мои таланты, матушка. Я обладаю завидным даром хранить свои мысли при себе. Я ненавижу Александра и мечтаю взойти на трон. Однако осторожностью и искусным языком я обманываю брата деланной дружбой и ослепляю отца мнимой любовью. Все это хорошо и перспективно, не так ли?
Шуламит. Расхвастался ты, дорогой племянник. Превозносить свои таланты следует наедине с самим собой, а не перед лицом других. Помни, для нас, людей простого звания, умение таиться, молчать и лгать есть мастерство обыденное и необходимое, а не предмет высокого искусства. Лишь люди благородного происхождения, вроде Мирьям, Александра или Глафиры, имеют привилегию болтать открыто вслух.
Дорис. Эта привилегия нам на пользу. Мы с Шуламит завели верных наушников. Они честно доносят нам сказанные Александром враждебные тебе, сын, и твоему отцу слова. А ты узнаёшь важные вещи от нас.
Антипатр. У меня и свои осведомители имеются в достатке. А вас, матушка и тетушка я благодарю за ценный материал.
Шуламит. Прекрасно! Все Александровы бредни, как есть, доводи до Ирода.
Антипатр. Э-э-э нет, почтенная Шуламит! Ты казалась мне умнее, зато я – умнее, чем кажусь!
Дорис. Ах, Антипатр, право! Что ты имеешь в виду? Требуется пояснение нашим женским головам.
Антипатр. Поясняю. Я прежде уж говорил вам обоим, что не мое это дело сообщать отцу не то, что ему желаемо услышать. Забыли? Я не передаю батюшке поганые речи Александра, это делают наши с вами доброхоты. Наоборот, беседуя с отцом, я высказываю сомнения в верности слухов. Но тут же невзначай добавляю словцо в пользу их правдивости. Невзначай и тонко! Я защищаю брата перед лицом отца. Вот моя роль!
Дорис. Роль? И что из этого выходит, мой драгоценный лицедей?
Антипатр. Я добиваюсь от отца двух вещей – укрепляю доверие к себе и разжигаю злобу к Александру!
Шуламит. Мой братец страдает болезненной подозрительностью, денно и нощно ожидает покушения. Недаром Октавиан направил его к лекарям лечить разлитие черной желчи. Александр же категорично отрицал, что он готовит отцеубийство. А в самом деле, верна ли молва?
Антипатр. Верна молва иль ложна – всё едино! Я исподволь внушу родителю – молва верна! Мнительность родит тревогу, тревога будит страх, а страх лишает разума. Не я, но пусть отец покончит с Александром!
Дорис. Ты искусно и без оглядки служишь злу, сынок. Что думать матери – гордиться иль стыдиться?
Антипатр. Мамаша, цель у нас с тобой одна и та же, но есть различье в средствах. Скажем, ты сделалась владычицей женской половины дворца и утесняешь многих. Представь: я горжусь тобою, а вовсе не стыжусь!
Шуламит. Дорис, я надеюсь, ты признаёшь, что из любви сыновней Антипатр преувеличивает твою роль средь женщин при дворе?
Дорис. Конечно, Шуламит! Любя родительницу, сын приукрашивает. Однако я слышу, к нам приближается Глафира – хищница из Каппадокии при дворе царя Ирода!