Иронические юморески. Кванты смеха

Мы очень любим смеяться над другими людьми, но ужасно не любим, когда смеются над нами. Поэтому мы постоянно стараемся скрывать свои недостатки, свои смешные стороны (только в тех случаях, безусловно, когда догадываемся о них). Никакой скуповатый человек не признается в своей скупости. Трус всегда старается скрыть, замаскировать свою трусость. Комическое, таким образом, обнаруживается часто под чем-то, что кажется нам чем-то более достойным, респектабельным. Возможно, именно эта сторона дела и привела к мысли, что комическое заключается в желании казаться лучше, в несоответствии притязаний и возможностей, или, говоря в общем, в несоответствии идеи и образа.

Стремление выдавать себя за нечто лучшее, обнаруживаемое в некоторых явлениях, несоответствие идеи и образа, – это часто лишь форма, в которой комическое явление иногда протекает в жизни, но не его содержание. Поэтому определение комического как несоответствия идеи и образа отражает лишь внешнюю, поверхностную, формальную сторону некоторых комических явлений, ничего не говоря о сущности комического, о его содержании.

Подобно тому как Чернышевский, оспорив идеалистическое понимание прекрасного и возвышенного, определил, что прекрасное – это не «соответствие образа и идеи», а «прекрасное есть жизнь», возвышенное же не «перевес идеи над образом», а «возвышенное есть то, что гораздо больше всего, с чем сравнивается нами», подобно этому мы можем определить, что комическое – это не «перевес образа над идеей», а комическое есть то, что вызывает наше общее осуждение (общественное осуждение), сопровождающееся чувством радости, проявляющемся в улыбке и смехе.

14. Почему мы смеёмся над животными, над неодушевлёнными предметами?

В своём трактате «Возвышенное и комическое» Чернышевский пишет, что в природе неорганической и растительной нет места комическому, потому что в предметах на этой ступени развития не может быть никаких притязаний, то есть желания казаться лучше, чем они есть. Так, пейзаж может быть некрасив, даже безобразен, но смешным никогда не будет. Могут быть некрасивые растения, например кактусы, но они тоже не бывают смешными. «Мы и не требуем от кактуса ничего, – пишет Чернышевский, – потому что в нём нет желания казаться красивым; растение не щеголяет, не любуется собой. Говоря строго, и животные мало представляют комического; но они уже несколько думают о себе, нежат себя, довольны собой, любуются собой – по крайней мере, в них заметно что-то подобное, – галка, которая охорашивает своего галчонка, как будто из него можно сделать что-нибудь хорошее, – так сказать, любующаяся на него, – уже смешна, смешна потому, что нам кажется, будто она находит своего галчонка красавцем. Но гораздо больше мы смеёмся над животными, потому что они напоминают нам человека и его движения».

В природе неорганической и растительной мы действительно не наблюдаем комического; но так ли уж обязательно объяснять это неспособностью предметов на этой ступени развития иметь желание нравиться, казаться лучше, чем они есть? Это с успехом может быть объяснено тем, что осуждающий смех – явление общественное, и действует, следовательно, в сфере человеческого общества, а не в сфере вообще всей природы, в том числе мёртвой.

Что касается животных, то у них тоже нет, да и не может быть желания выдавать себя за нечто лучшее, чем они на самом деле являются. Нам, правда, может казаться, что у них это желание есть, и тогда это может вызвать наш смех, но мы смеёмся над животными и тогда, когда нам этого вовсе не кажется.

У моих знакомых на даче живёт спаниель – очень трусливый пёсик. Правда, он ещё не вполне взрослый. Недавно он увидел в саду на дорожке небольшую лягушку. Пока лягушка сидела смирно, он на неё усердно лаял и прыгал вокруг, стараясь, однако, держаться на почтительном расстоянии. Но стоило лягушке подпрыгнуть, как он бросился бежать без оглядки. Невозможно было смотреть без смеха, как он улепётывал, размахивая своими длинными ушами, словно собирался подняться в воздух. У него и до этого был не особенно храбрый вид; во всяком случае, не было заметно, чтоб он старался сыграть роль храбреца, и всё-таки его побег насмешил всех, кто был свидетелем этой комической сцены.

Когда наш кот Гервасий был маленьким котёнком, он очень боялся незнакомых предметов. Стоило ему наткнуться на случайно оставленную на диване одёжную щётку, обронённый на пол ремешок или шнурок, как он весь ощетинивался, изогнув спину горбом, шипел и бросался бежать со всех ног. Любопытство, однако ж, каждый раз разбирало его. Через несколько минут он возвращался назад, крадясь и припадая животом к полу. Протянув издали лапку, он пытался потрогать напугавший его предмет и тут же снова задавал стрекача. Всё это было очень смешно, хотя Гервасий и не употреблял никаких усилий, чтобы казаться храбрей, чем на самом деле был.