Иронические юморески. Кванты смеха

У меня под окном палисадник с невысокой чугунной оградой. Дворник зимой сгребает за ограду снег, а я бросаю кусочки хлеба для воробьёв. Увидев на снегу угощение, эти пичуги слетают откуда-то из-под крыши и начинают клевать хлеб. В основном воробьи – ребята дружные и любят питаться, так сказать, за общим столом. Однако не у всех такой компанейский характер. Всегда можно заметить двух-трёх индивидуумов, которые сидят обычно поодаль, повернувшись к основной воробьиной массе хвостом, и питаются, так сказать, в единоличном порядке. Можно заметить, что уединяются эти воробьи вовсе не потому, что нашли хлеб, который лежал в стороне. Я внимательно наблюдаю за ними и вижу, как такой воробей-единоличник, склевав попавшийся ему хлебный мякиш, скачет обратно к общему столу, хватает новый кусок и опять уединяется с ним в сторонке. Такая последовательность в действиях воробья неизменно смешит меня.

На этих воробьёв-индивидуалистов вообще невозможно глядеть без смеха. Вот один из них выковырял из-под снега аппетитную корочку хлеба, оттащил в сторону и уже приготовился склевать втихомолку, как откуда-то сбоку прилетел другой воробей, схватил без всякого предупреждения корку и взвился с ней кверху. Стоило посмотреть на беднягу, который остался, как говорится, с носом. У него был такой смешной, недоумевающий вид!

А этого нахального воробья, который таскает чужие куски, я давно заприметил. Он никогда не ест в общей компании, а прилетит, когда его вовсе не ждут, схватит у кого-нибудь из-под носа самый большой кусок и летит с ним куда-то к себе в застреху. Иной раз ему в клюв попадётся такой кусище, что оттягивает его голову книзу, и ему приходится лететь кверху хвостом, что выглядит чрезвычайно комично. Крылья его трепыхаются с такой страшной силой, что гудение доносится ко мне сквозь оконное стекло. Думаю, когда-нибудь он свалится под непосильной тяжестью вниз. Я нарочно бросаю ему куски покрупней, чтоб посмотреть, до чего в конце концов его доведёт жадность.

Есть там ещё один вздорный, драчливый воробей-забияка. Этот налетит коршуном на какого-нибудь безобидного воробья, оттеснит его в сторону, клюнет разок от его куска, тут же налетит на другого воробья, клюнет от его куска, тут же бросится к третьему… Воробей вообще – птица покладистая: его прогонят от одного куска, он перейдёт к другому. Мало, что ли, кусков вокруг! А забияка этот – то ли его зависть мучит, то ли чужие куски кажутся слаще – только и делает, что на других бросается! В конце концов ему попадётся такой же, как он, задира или же просто неуступчивый воробей, который сам чужого не хочет, но и своего не отдаст. Тут-то они и начнут наскакивать друг на друга, сталкиваясь грудью и взлетая кверху, словно два петуха. Забияка так и норовит побольней ковырнуть своего соперника носом. Но и соперник не уступает. В пылу драки они и про хлеб-то забудут. Словом, смех да и только!

Съев хлеб, воробьи рассаживаются на дереве, которое растёт у меня под окном. Отдыхают. Чистят носы о ветки. Вид у них сытый, довольный.

Однажды я решил сделать для них сюрприз. Думаю: «Что им, беднягам, толочься по снегу, морозить лапы! Пусть угощаются, не сходя с дерева». Надел шапку, пальто, вышел в палисадник и принялся натыкать на сучья дерева кусочки хлебного мякиша.

«Вот, – думаю, – воробьи обрадуются!»

Вернулся домой и жду. Целый час, должно быть, в окошко пялился. Вдруг откуда-то сверху слетает какой-то взъерошенный, словно побывавший в драке, воробей и садится на ветку рядом с торчащим на суку мякишем.

«Наконец-то, – думаю, – хоть один припожаловал!»

А воробей между тем сидит и никакого внимания на то, что рядом хлебный мякиш торчит. Потом случайно взглянул на него искоса, заморгал растерянно глазками, раскрыл испуганно рот и кувырнулся вниз головой, словно подстреленный из ружья. Не долетев полпути до земли, он, однако же, встрепенулся, замахал изо всех сил крыльями и полетел, постепенно набирая высоту, куда-то по косой линии через улицу. Я так и расхохотался, только сейчас поняв, что этот дурашливый воробей просто-напросто испугался торчавшего на суку хлебного мякиша. Он, видимо, сел по привычке на ветку и только потом увидел, что рядом торчит что-то странное, непонятное, и так оторопел от испуга, что грохнулся вниз.

А в общем, воробьи – очень симпатичный и в то же время очень смешной народ. Во всяком случае, некоторые из них. И что особенно примечательно: у них совершенно не заметно стремления сыграть роль повыше предназначенной им жизнью, выдать какие-то свои недостатки за достоинства. Характер воробья – весь на виду. Что же в таком случае смешит нас в них? По моим наблюдениям – то же, что в людях: те же черты индивидуализма, эгоизма, жадности, зависти, неуживчивости, склочности или трусости.