Исчезающая лестница

В этот момент для Фрэнсис все рухнуло. Он дал ей динамит и расхохотался в лицо. Это была шутка, о которой он никогда больше не вспомнит, но Фрэнсис только о ней теперь и будет думать.

Она решила, что, если он так уж любит игры, она сыграет с ним в свою. Тоже самую что ни на есть замечательную. Эдварду ее идея повеселиться понравилась, и свой великий план они разработали вместе.

Письмо для его реализации практически не играло никакой роли. Как выразился Эдди, оно стало «крупицей искусства». Идею Фрэнсис позаимствовала в своих любимых журналах, писавших о реальных преступлениях. В них вечно кого-то похищали, и похитители присылали письма, составленные из вырезанных букв. Она думала, что это все выдумки, но в один прекрасный день, сидя на лужайке и читая «Реальные детективные истории», увидела человека, вечно болтавшегося на территории школы, которого все знали как полицейского. Звали его Джордж Марш. Он попал на страницы всех газет после того, как предотвратил взрыв бомбы в автомобиле Альберта Эллингэма, — Фрэнки перечитывала все истории о бомбах. Теперь он, похоже, стал личным телохранителем Эллингэма. Когда он направлялся в Гранд-Хаус, она окликнула его, постаравшись переключиться на самый непорочный регистр своего изысканного нью-йоркского голоса.

— Вы случайно не полицейский? — спросила Фрэнсис.

Мистер Марш с озадаченным видом подошел к ней.

— Да, — ответил он, — раньше был полицейским, но теперь работаю в ФБР.

— О, это, должно быть, так волнительно! Вы, вероятно, многое повидали. Скажите, а настоящие преступники действительно мастерят такие вот послания?

Она протянула ему журнал и открыла на странице, где красовалось схожее письмо. Марш улыбнулся.

— Удивительно, что вы читаете подобные вещи. Не очень-то вяжется с Эллингэмской академией.

— Ах! — воскликнула она. — Я их обожаю. Здесь рассказывается о похищении. Вы когда-нибудь работали над похищением?

— Один раз работал, — ответил он, — такое случается нечасто.

— И что там произошло?

— Похитили жену банкира, — сказал Марш, — когда она выходила из клуба, где играла в бридж.

— А письмо с требованием выкупа присылали?

— Позвонили, — ответил он, — письма не было. Хотели получить пятьдесят тысяч долларов.

— И что же было потом? — спросила Фрэнки, не забыв широко распахнуть глазки и старательно напустить на себя невинный вид.

— Банкир заплатил. Но домой его жена так и не вернулась. Как оказалось, она сама сбежала со своим инструктором по теннису и пятьдесят кусков предназначались именно им. Мы проследили за ними до Майами.

Он бросил окурок на землю и раздавил его ногой.

— Когда кто-то балуется письмами, это зачастую глупо и скучно, — сказал он, — и лишь изредка попадается что-то настоящее. Типа вот этого, из вырезанных букв. Такое точно не забудешь. Однако, если я буду стоять здесь с вами и обсуждать преступления, в то время как вам полагается учиться, руководство устроит мне взбучку. Ведь у вас под этим журналом, похоже, серьезная книга.

Он не ошибся. Под журналом Фрэнсис и в самом деле держала книгу, уделяя внимание одновременно и тому и другому.

— Органическая химия, — ответила она.

— Вы умнее меня, деточка. У меня для таких вещей никогда не хватало мозгов.

Он улыбнулся, приподнял перед ней шляпу и зашагал дальше к дому. Фрэнки пожевала кончик карандаша.

Такое точно не забудешь.

В этот момент ей в голову пришла мысль. А что, если послать Альберту письмо? Поначалу это была шутка. Они с Эдвардом ни в жизнь не отправили бы Эллингэму подобное послание. Но чем дольше она крутилась у Фрэнки в голове, тем больше приобретала массу и форму. Такое вполне можно сделать — только осторожно и стильно. Почему бы не побесить старичка? Почему не познакомить его с искоркой ее талантов?

Когда она вечером поделилась этой мыслью с Эдвардом, он тут же ее полюбил, назвал дадаистической и, ничуть не изменяя себе, решил придать ей конкретное воплощение. В смысле — написать стихотворение.

— Поэтическое правосудие, — сказал он, перед тем как ее поцеловать.

Эдвард показал ей стих Дороти Паркер, который они в своей работе использовали в качестве образца. Сколь же многообразно можно в самой милой манере описывать злодейские жестокости. В конце Эдвард добавил «ха-ха». Письмо следовало подписать — в качестве последнего штриха.

— Это должно быть что-то хитрое и коварное, — сказала Фрэнки.

— Точно! — решил внести свою лепту Эдвард. — А как называют коварного хитреца? Правильно, Лукавый.

Чтобы состряпать на деле это письмо, они улеглись на пол в пустом, недавно выстроенном бассейне, закурили и стали вырезать буквы. Лист бумаги вырвали из блокнота, купленного Фрэнки в Нью-Йорке, — ничем не примечательного, из тех, что можно встретить в любом доме. Надели перчатки, взяли в руки пинцеты и принялись тщательно наклеивать буквы. Некоторые из них получались наклонными, промежутки между ними выходили неодинаковые.