Исчезающая теория. Книга о ключевых фигурах континентальной философии

Интересно, что находящиеся сегодня на пике популярности нейронауки отзываются о психоанализе как об «устаревшем» методе именно с точки зрения возможности усмотрения наиболее тонких и еще пока неизученных отношений реальности и психики. В то же время новые обстоятельства, разыскание которых нейропсихология предпринимает, не будут иметь к уровню «связей» – и в особенности связей наиболее слабых – никакого отношения, поскольку само явление связи отсылает не к повышению осведомленности об аналогичных по силе связях в уже имеющейся системе, а к тому, что Жижек называет «параллаксом», смещением, предположительно позволяющим масштабировать связи других типов селективности и силы. Тем самым, по всей видимости, неспособная к параллаксному видению нейронаука даже в том случае, если ей удастся осуществить в своей области значительный прорыв, все равно продолжает на целое теоретическое поколение от психоанализа отставать.

То, что открыл Фрейд, строго говоря, не было «бессознательным» в его буквальном и полнокровном значении – неслучайно с этим залетным философским термином с самого момента его попадания в психоналитическую теорию всегда были проблемы. Открытие это содержало и меньшее, и в то же время нечто большее: Фрейд обнаруживает, что интенция в психическом пространстве – например, интенция высказывания, – по существу, не находится с означенным предметом ни в какой гарантированной связи. Молодой человек заявляет своему психоаналитику, что хочет жениться, он выражает предположительное намерение, но это ни о чем не говорит, зачастую не подразумевается даже и то, что он этого как раз не желает и таким косвенным образом, через пропущенное отрицание, об этом аналитику сообщает. Напротив, у этого высказывания, взятого самого по себе, нет акта, и это при том, что подобные речи, ведомые вне аналитического кабинета, среди родных и друзей пациента, вполне считываются как обладающие актом и тем самым предположительно сулящие некие последствия.

С этой точки зрения аналитик вовсе не должен, как иногда считают, обладать каким-то особым скепсисом по поводу зачастую искренних и эмоциональных по тону совершаемых на его сеансах заявлений – его нейтральная реакция на них ограничивается гипотезой, лежащей в основе его метода, и метод этот не имеет никакого отношения к измерению опыта, даже если последний верно подсказывает, что верить анализанту ни в коем случае не следует. Дело не в том, что находящийся в тисках симптома и создаваемых им защит субъект непременно лжет (и потому специалисту якобы следует быть начеку), а в том, что существует такой уровень происходящего, где сам акт не предоставляет для речи анализанта никакой опоры, – на этот негативный уровень и должен аналитик встать, чтобы каким-то образом оказаться с происходящим в анализе вровень.

В то же время очевидно, что Фрейд в последствиях открытия этого уровня слишком далеко не заходит – более того, то, что он сумел вовремя остановиться, и позволило ему анализ как таковой изобрести. Так, если пациент то и дело заговаривает о женитьбе, но ни к какой женитьбе это не ведет и в лучшем случае, напротив, толкает к прокрастинации и откладыванию уже намеченной свадьбы, а в худшем – вообще к отсутствию на горизонте чего-то, хоть сколько-нибудь напоминающего потенциальную невесту, стало быть, должно существовать какое-то иное психическое образование, с означающим «свадьба» связанное. Именно его аналитику найти и предстоит.

Это означает, что Фрейд избирает то, что можно назвать «мягкой» лингвоонтологической гипотезой: его предположение состоит в том, что содержание речи связано с актом посредством другого содержания. Разыскание этого другого содержания представляет собой аналитическую работу и одновременно содержит решение онтологического вопроса о наличии связи как таковой. Именно возможность этой связи создает предмет психоаналитической дисциплины и одновременно, как деликатно замечает в одном месте Лакан, дает не только пациенту и аналитику, но и «всем нам, ныне живущим» надежду на то, что до какой бы степени не были поколеблены – в том числе самим психоанализом – прежние символические опоры и основания, все же какие-то верифицируемые связи, приблизительно соответствующие тому, что субъект ожидает от происходящего в качестве его «смысла», во всяком случае остаются.