Исчезающая теория. Книга о ключевых фигурах континентальной философии

На то, чем может грозить их исчезновение, указы вает существование явления, неизменно привлекающего психоаналитическое внимание, – явления остроты. Так, в первую очередь примечательно, что острота также работает по образцу не строгой, а мягкой лингвоонтологической гипотезы – получить из нее толику прибавочного наслаждения можно только в том случае, если мы ее с неким содержанием все же свяжем, пусть даже находиться оно будет от прямого смысла повествования в значительном отдалении. Очевидно, что на уровне строгой гипотезы, предполагающей максимально слабую, стремящуюся к исчезновению связь, остротой просто-напросто нельзя будет пользоваться – в этом случае она не предоставит для разрядки, совпадающей с извлечением прибавочного наслаждения, никакой возможности, превратившись попросту в непонятный текст. Таким образом, острота не сводится всего лишь к удачному, привилегированному примеру работы инстанции означающего и даже к интимным отношениям с тем избытком Другого, который Лакан называет «сокровищницей означающих». Прежде всего, острота представляет собой последний рубеж, пограничный ров, отделяющий область связей, в которых субъект все еще улавливает прямо у него на глазах ускользающее наслаждение, от связей, где запрос удовлетворения встречается с немотой, полным отсутствием ответа.

Именно это подвело некоторых философов XX столетия к чрезвычайно высокой оценке так называемого абсурда, который, конечно, никогда не является полным отсутствием связей, а лишь щекочет, дразнит субъекта со стороны соответствующей перспективы. Более того, в этой переоценке наличествует значительная толика Воображаемого, заставляющего абсолютизировать сам рубеж, как если бы за его пределами больше ничего существенного не происходило бы. Водораздел здесь воспринимается в бескомпромиссном парменидовском духе (однозначного требования отделения Бытия от Небытия), и парадоксальным образом это приводит субъекта, имеющего к абсурду вкус, не к большей, а к меньшей готовности иметь дело со связями, предположительно располагающимися по ту сторону, поскольку абсурд – например как художественный метод – не столько является освоением территории более слабых связей, сколько пытается снять вопрос о связи как таковой.

В отличие от абсурда, острота выдерживает баланс, указывая направление и предел ослабевания связей, что делает ее хорошим иллюстративным объектом. Как правило, речь в ее случае идет о нормативной паре связей разной силы. Так, Жижек приводит анекдот об учительнице музыки, истребовавшей от учеников литературные ассоциации, навеваемые исполнением Бетховена, и получившей в ответ от нахального юнца упоминание эрегированного члена, с его точки зрения уместно подходящее под намерения самого Бетховена, якобы адресующегося к «своей возлюбленной» Элизе.

«Замечание мальчика полностью подчиняется логике фаллического означающего, „сшивающего“ серию не потому, что в ней открыто упоминается орган, но потому, что оно завершает серию переходом от метафоры к метонимии: первые два ученика придают ей метафорический смысл (пасторальная симфония означает для нас либо вызывает у нас в памяти луг с ручьем и т. п.), тогда как эрегированный член, упомянутый боснийским мальчиком, не означает и не вызывает Элизу, а должен использоваться ей с тем, чтобы Элиза получила сексуальное удовлетворение. (Добавочный непристойный смысл конечно же заключается в том, что сама учительница страдает от недостатка секса и нуждается в хорошем перепихоне, чтобы больше не беспокоить учеников такими глупыми заданиями)»[69].