Диот долго растележивалась, чтобы сделать самую ничтожную работу по дому, но стоило хозяину уехать на склад, как она тут же поднимала свой жирный зад и принималась лакать его вино, словно была ему сестрой, а не прислугой, и вдова Кэтлин её лишь поощряла. Эти две кумушки только и делали, что лясы точили да сплетничали, ожидая, когда я их обслужу, но тут же замолкали, стоило мне войти.
Мы с госпожой Эдит любили вечером поболтать за шитьём в отсутствие хозяина, когда вся работа по дому была сделана, но между нами не было ничего такого, о чём нужно было шептаться. Диот как-то обмолвилась, что она работала в таверне. Если это так, то что за секреты, не предназначенные для наших с Тенни ушей, могли быть между почтенной вдовой и старой шлюхой?
Единственное, что заставляло Диот сдвинуться с места — это покупки, на хозяйские деньги, разумеется. Именно она теперь постоянно шастала на рынок. Отныне я не выходила со двора, даже чтобы купить мясо для своих блюд. Со дня свадьбы, если я и видела кого-то из друзей, то только стоя с другими слугами на мессе, да и то мне приходилось возвращаться из церкви бегом, чтобы приготовить ужин для всей семьи к их приходу. Именно этим я и занималась в то самое воскресенье, когда он снова появился.
Мастер Роберт уехал по делам в Уэйнфлит, а Кэтлин ушла вместе с детьми на мессу, настояв, чтобы Диот её сопровождала как горничная. Мне, как обычно, пришлось бежать домой, чтобы жарить, варить, отбивать и мариновать. В эти дни я жалела, что не родилась с четырьмя руками, как то дитя в лачугах у реки. Говорят, у него ещё было и четыре ноги в придачу. Мать ребёнка продала его балаганщику, чтобы тот показывал бедняжку за деньги зевакам на ярмарках.
Солнце в тот день палило нещадно, и я вся взмокла задолго до того, как развела огонь в печи. Нужна была хорошая тяга, поэтому я вышла во двор и обошла дом, собираясь палкой прочистить дымоход от сажи, чтобы не дышать дымом. Именно тогда я и заметила во дворе лестницу из конюшни, лежащую около дома.
Поначалу я подумала, что её просто забыл Тенни или конюх, но была уверена, что раньше её там не было, ведь она так близко от двери, что мы непременно споткнулись бы о неё, отправляясь в церковь. В любом случае, нужно убрать её до возвращения семьи.
Я позвала конюха, оставшегося присматривать за домом, но он не отозвался. Окна на верхнем этаже были распахнуты для проветривания комнат. Кто-то мог забраться внутрь. Кражи были не так уж и редки, и с каждым днём воры становились всё наглее. Чем больше я об этом думала, тем глубже в душу закрадывались опасения, что нас ограбили. Я выбежала на улицу, в надежде позвать кого-то на подмогу, но вокруг не было ни души. Все либо ещё были церкви, либо в этот солнечный денёк решили задержаться по пути, чтобы посплетничать.
Я взяла в кухне самый длинный нож и на цыпочках подошла к двери. Она была заперта. Если кто-то и вломился, он ещё был внутри. Я вошла в Большой зал со связкой ключей на поясе и прислушалась. В доме царила тишина, лишь ворковали голуби на крыше, да жужжали назойливые мухи.
Я осмотрелась. Каждый дюйм этого зала был мне известен, я прибирала и драила его с тех пор, когда была ещё девчонкой. Все вещи лежали на своих местах: оловянные блюда и кубки, прекрасный гобелен, продав который можно прокормить десяток семей в течение целого года. Но серебро и драгоценности были заперты в сундуках наверху. Что, если воры забрались туда в поисках перстней и денег, которые легче вынести и скрыть, чем громоздкие блюда и гобелены?
У меня не было привычки подслушивать, но я знала, что если подниматься по лестнице, переставляя ноги ближе к стене, то ступеньки не скрипят, я иногда делаю так, чтобы не разбудить хозяина, когда он спит. Я медленно начала подниматься, сердце бешено колотилось, пальцы до боли стиснули рукоять ножа.
Солар был пуст. У меня от сердца отлегло, когда, осмотрев сундуки, я обнаружила, что все они заперты. Я тщательно всё осмотрела. Некоторые вещи были не на своих местах. Серебряный крючок для снятия нагара со свечей лежал не там, где я его оставила, но, вероятно, его переложила Диот, она вечно бросает вещи где попало.
Я облегчённо выдохнула. Лежащая во дворе лестница была лишь разгильдяйством конюха. Вероятно, кто-то из друзей позвал его играть в мяч. Наверняка до возвращения семьи он тайком проберётся назад и притворится, что всё это время провёл в трудах праведных.
Семья! Я тут играю в сыщика вместо того, чтобы готовить ужин. Представляю ухмылку на лице Диот, когда все вернутся и обнаружат, что у меня и конь не валялся. Я ещё раз бегло осмотрела солар и собралась уже бежать вниз, когда заметила, что дверь в шкафчик-амбри приоткрыта. Обычно я кладу туда мясную нарезку, сыр и пироги — на случай, если мастер Роберт проголодается на ночь глядя. Диот снова оставила его нараспашку, собираясь накормить всех мух в городе.