Исчезающая ведьма

Он посылал Адама с поручениями, которые заставляли других работников покатываться над ним со смеху, а однажды даже запер его на ночь на складе, и когда отец пришёл искать сына, заявил, что тот, мол, нарочно там спрятался.

Адам понимал, что Фальк и его отца ненавидит так же сильно. Он слышал его беседы со складскими рабочими, якобы они за свой тяжкий труд не пробовали ничего слаще мякины, в то время как Роберт живет как король за счёт их пота и мозолей. Но Фальк не осмеливался сказать это Роберту в лицо, предпочитая отыгрываться на его сыне.

Слезы навернулись на глаза Адама, и он яростно вытер их рукавом. Фальк и посмотреть бы в его сторону косо не осмелился, если бы Ян по-прежнему был управляющим. Его брат выгнал бы Фалька пинком под зад, но Ян погиб от рук флорентийцев. И Адам скорбел по нему даже больше, чем по матери.

Адам знал, что ждёт его сегодня на складе. Невыносимая жара и духота, а вонь от тюков шерсти сделают атмосферу в четырёх стенах ещё более невыносимой. Полуобнажённые паггеры и Фальк в своей поддергайке. Даже в морозный зимний день Адама засмеяли бы за то, что он ходит по складу в плаще.

В такую жару они наверняка сдёрнут с него плащ и увидят окровавленную тунику. И сразу догадаются, что с ним случилось. От одной этой мысли ему сделалось тошно. Если бы он мог незаметно вернуться домой и отстирать кровь с рубахи...

Он заглянул в конюшню. Там было пустынно. Одна из отцовских лошадей, привязанная в дальнем конце конюшни, задремала, пригревшись. Тенни с конюхом отсутствовали. Адам на цыпочках пробрался через двор, прижавшись к стене дома, чтобы его не было видно из окон, и осторожно заглянул в приоткрытую дверь кухни, небольшое каменное сооружение по другую сторону двора. Беаты там не было. Обычно она торчала там круглые сутки, даже когда не надо было готовить.

Она даже несколько раз там заночевала, говоря, что лучше спать с мышами, чем со свиньёй. Он знал — Беата намекала на Диот, которая так громко храпела, что легче заснуть на колокольне в церковный праздник. Он слышал, как она жаловалась Тенни, что не может находиться в одной комнате с этой неряхой без желания приголубить её сковородкой, и умоляла держать её за руки, если он увидит поблизости Диот, когда у Беаты в руках будет нож, ибо рядом с ней даже святой согрешит.

Адам услышал доносящийся из окна смех. Диот была в доме с Леонией, их голоса разносились в знойном дрожащем воздухе, ему показалось, что он слышал также и смех Кэтлин. Про себя он звал её просто «Кэтлин». Теперь он должен был называть её «мама», но Адам всячески избегал такого обращения.

Он не мог зайти внутрь. Его засыплют вопросами, почему он пришёл домой, а не на склад. Если сказаться больным, то Кэтлин с Диот начнут укладывать его в постель и тогда точно увидят его рубаху. Они не должны об этом узнать, особенно Леония. Он сгорит от стыда, да и Кэтлин всё расскажет отцу.

Адам прошмыгнул в конюшню и присел за перегородкой. Можно было пойти к реке, но она кишит лодками. Вдруг его увидит один из людей отца или кто-нибудь из однокашников. Кто-то из них помогает родителям в лавках или по хозяйству, но многие идут купаться.

Затем он заметил ведро в дальнем конце конюшни – значит, отец вернулся. Он всегда велел заранее ставить в конюшню ведро с водой, чтобы разгорячённая лошадь не заболела, напившись ледяной воды.

Адам расстегнул плащ и облегчённо вздохнул, сбросив тяжесть со своих плеч. Затем он попытался стянуть рубаху, но кровь на ней засохла, приклеив ткань к ранам на спине. Он застонал, пытаясь оторвать прилипшую ткань, но быстро понял, что эдак лишь разбередит кровоточащие раны, если и дальше будет упорствовать. Он подошёл к ведру и принялся черпать горстями воду, пытаясь смочить ткань со спины. Но дотянуться туда оказалось не так-то просто, от каждого его неловкого движения раны саднили ещё сильнее.

Мальчишку, которого он ударил, звали Генри де Саттон, набыченный зазнайка, любитель похвастать перед одноклассниками связями своего отца с самим Джоном Гонтом. Из-за этого перед ним лебезил даже учитель. Его отец вывесил герб Джона над дверями своих каменных хором, демонстрируя всему миру, что дядя короля — их покровитель.

А в стране не было более могущественного человека, чем Джон Гонт, о чём Генри не уставал всем напоминать. Джон Гонт был также пожизненным констеблем замка Линкольн, и это, по словам Генри, означало, что, практически весь город принадлежит ему.

Адам и Генри никогда не дружили. Последний был непроходимым болваном и лодырем, но ему всё сходило с рук, потому что хватало мальчишек, готовых делать за него уроки ради исключительного права называться его друзьями.

К несчастью для Адама, мальчик, который обычно делал за Генри латынь, этим утром не явился в школу, и Генри, зная, как хорошо Адам знает латынь, потребовал, чтобы он отдал ему столь тщательно написанный пергамент. Адам отказался, и Генри, пытаясь отобрать пергамент силой, порвал его надвое, дразня его вырванной половинкой.