Исчезающая земля

Ремесленники вызвали на сцену мальчика из толпы зрителей. Вокруг его ног обернули шкуру, парнишке и зрителям показали кочай14. Мальчик неловко провел им по шкуре. Те, кто смотрел, рассмеялись.

Ремесленник сел на место мальчика, взял инструмент и заработал, водя им по шкуре длинными широкими движениями. Сердце у Марины забилось ровнее. Она не видела репортера, но знала, что он где-то поблизости. Она не могла не встретить его здесь. Вокруг много камер. Неужели приехали и другие журналисты? Вдруг ее узнают? Вспомнят прошлогодние репортажи? Вот почему не надо появляться в людных местах. Когда Марина вернется в Петропавловск, попросит редактора больше не отправлять ее освещать публичные мероприятия. Куда бы она ни пришла, людей сознательно или бессознательно притягивала ее беда. Они отвечали на зов, который все еще шел от нее. Чувствовали необходимость подойти.

Солнце скрылось за облаками. Воздух потяжелел. Ева сжала Маринино плечо и указала на деревянную скамейку справа от сцены. Все трое пробрались сквозь толпу и сели.

Алла Иннокентьевна пригласила добровольца из зала, чтобы сыграть в детскую эвенскую игру. Она вручила русской женщине чаут. На сцене, держа деревянный столб, к которому были привязаны рога оленя, стоял один из танцоров. По сигналу танцор стал крутить столб, рога завертелись, как Луна вокруг Земли. Женщина должна набросить на них чаут. Она прицелилась. С арканом обращалась неловко. Марина отвела взгляд, стала смотреть на деревья.

В голове грохотала музыка. По гудению толпы Марина поняла, что участница опять и опять бросала чаут мимо цели.

— Ребята, вам весело? — спросил кто-то.

Марина подняла взгляд. Сверху вниз на гостей смотрела Алла Иннокентьевна в нарядной камлейке. На сцену поднялись ее помощники, пригласили другого добровольца из зала. Вблизи стали видны детали традиционного костюма, типичные элементы и узоры, нанесенные на кожу камнем.

— Да, весело, — ответила Марина.

— Гостей много, хоть погода и подвела, — заметила Ева.

— Погода — дело десятое. Мы ведь не загорать приехали, а отдать дань нашим корням.

Марина выпрямилась.

— Вы большая молодец. Похоже, народу нравится.

— А вам? — спросила организатор.

— Я немного устала, — ответила Марина. Зрители потешались над попыткой очередного добровольца сладить с чаутом.

— Мы еще не обедали, — сказала Ева. Петя встал.

— Вы за едой? — спросила у него Алла Иннокентьевна. — Зайдите за сцену, там меньше народа. — И села на его место.

Скамья была низкая, поэтому у троих женщин колени торчали высоко. Марина обхватила голени руками. Все трое молча смотрели, как танцовщик замедлил вращение рогов и запустил его в другом направлении. Толпа приветствовала его.

Марина чуть отклонилась назад, чтобы лучше рассмотреть Аллу Иннокентьевну. Ее серьезное лицо обрамляли растрепанные седые волосы, из-под которых поблескивали серебряные серьги. Лагерь построили по образу эвенского поселения, значит, Алла Иннокентьевна тоже эвенка. Марина не различала коренных жителей по внешности: кто эвены, кто чукчи, кто коряки, а кто алеуты. Ее дед с бабкой не могли нарадоваться, как дружны стали коренные народы при советском строе, когда их земли национализировали, взрослое население распределили по колхозам, а детей обучили марксизму-ленинизму в школах.

Алла Иннокентьевна повернулась к Марине. Марина отвела взгляд.

— Я слышала про ваших девочек. Ева мне рассказала. Старшая дочь тоже говорила мне о вас несколько месяцев назад. Она живет в городе. Сначала она следила за развитием событий.

Организатор праздника понизила голос. Марина сосредоточилась на дыхании.

— Как с вами обращались полицейские? — спросила Алла Иннокентьевна. Марина пожала плечами. — Вас восприняли всерьез? Девочек долго искали?

Должно быть, Ева не сказала, что дело закрыли.

— Искали, как и полагается, — ответила Марина.

Алла Иннокентьевна состроила гримасу.

— Как любезно с их стороны!

Толпа гудела.

— Ева ведь рассказала вам, что у меня тоже пропала дочь?

— Да. Девочка-подросток.

Алла Иннокентьевна посмотрела поверх Марининой головы. У нее на лице застыло напряженное выражение.

— Уже не подросток. Лиле было восемнадцать, когда она пропала. Четыре года назад.

— Ева сказала, ваша дочь сбежала.

— Так сказали полицейские. — Алла Иннокентьевна посмотрела Марине в глаза. — Они много чего говорят, правда? Чтобы их не донимали.

Марине хотелось сменить тему. Будто и она, и ее собеседница вели с полицией один и тот же разговор.

— Я хочу вас спросить, — сказала Алла Иннокентьевна. — О властях в Петропавловске. Я слышала, там люди напористые. Розыск вели несколько месяцев. Выдвинули несколько версий, организовали отряды волонтеров, опрашивали людей. Это правда?

— Версий было много. Да, искали активно.

— Вы довольны их работой?

Марина вздохнула. Вокруг ликовала и гудела толпа.

— Страшно довольна.

Мгновение спустя ее собеседница улыбнулась. Уголки ее глаз остались неподвижными. Она ответила:

— Как и мы. В таком случае у меня есть еще вопрос. Скорее, просьба.

Куда бы Марина ни пришла, ее везде старались использовать.