На сцене все еще танцевали пары. Они махали руками в воздухе в такт музыке. Пересекая поляну, Марина считала, сколько километров от Петропавловска до Эссо, сколько сидений в «Тойоте Сурф». Неужели кто-то мог приехать сюда из города незамеченным? За городом дороги пустые, она сама убедилась в этом вчера. Похититель увез девочек вечером и по темноте добрался сюда, его никто не видел, а если в багажнике лежали канистры с бензином, то ему не пришлось останавливаться на заправках, он ни с кем не говорил…
Но полиция наверняка разыскивала детей и в поселках. Они сказали Марине, что искали везде.
Чега признался, что с полицейскими не говорил. И описания похитителя никогда прежде не слышал. Следователи просто разослали по полуострову листовки с портретами девочек — только и всего. Алла Иннокентьевна предупреждала: «Полицейские много чего говорят, чтобы люди их не донимали».
Допустим, из центра распространили ложную информацию — и что с того? Марина ведь и сама звонила в полицию Эссо в августе. Она прозвонила все региональные отделения МВД; ей сказали, что никаких данных о похищениях или пропавших детях нет.
Только Марина не спросила тогда об исчезновении восемнадцатилетней девушки, которая, вероятно, просто убежала из дома.
За сценой в сырой тени Алла Иннокентьевна разговаривала с женщиной помоложе. Чега извинился перед ней за вмешательство и попросил уделить им минутку.
Нахмурив брови, она окинула взглядом Марину с Евой и сказала:
— Слушаю.
Несколько часов назад она была готова ответить на любые вопросы. Организатор фестиваля даже предложила Марине помощь и попросила об услуге. У Марины ушел целый день, нет, целый страшный год на то, чтобы понять, о чем может рассказать ей Алла Иннокентьевна. Она попросила:
— Что на самом деле произошло с вашей дочерью? С Лилей?
Молодая собеседница Аллы Иннокентьевны вздрогнула. Она не носила очки, на лице ее не было морщин, но у нее были те же пухлые губы и круглое лицо, что у Аллы Иннокентьевны. Та взяла ее за руку и сказала:
— Таша, я сама разберусь.
— В полиции вам сказали, что она сбежала; это правда? — спросила Марина. — Мне сказали, что мои дочери утонули в бухте. Но кое-кто видел, как они сели в машину к мужчине в тот день. В большую отполированную машину.
— Вы мать сестер Голосовских, — отозвалась Таша.
— Алла Иннокентьевна, вы знали, что пару лет назад Егор Гусаков купил себе большую черную машину? — поинтересовался Чега.
Наташа переспросила:
— Кто? Какой еще Егор?
Алла Иннокентьевна вскинула брови. Она крепко держала дочь за локоть.
— Ты его не знаешь. Он закончил школу раньше, чем Денис. Живет по пути в Анавгай… Вы серьезно? — спросила она у Марины. — Так вот чего вы хотите? Выследить этого паренька?
— Я всего лишь прошу вас дать мне информацию.
— Информацию.
— Об этом человеке. О том, что он мог сделать.
Алла Иннокентьевна обратилась к Чеге:
— Твоя мать сейчас дома или в тундре со стадами? Что бы она сказала, узнав, что ты водишь людей за нос?
Чега переступил с ноги на ногу. Во взъерошенных волосах дрожали дождевые капли. Марина продолжала:
— Я слышала, этот Егор по вечерам бывает в Петропавловске. Это правда? — Алла Иннокентьевна вздохнула. — Значит, он мог увезти моих детей. Это возможно.
Алла Иннокентьевна покачала головой. Наташа воскликнула:
— В Эссо! Нет, не может быть!
Алла Иннокентьевна заговорила с ней на чужом языке. Эвенский, догадалась Марина. Потом женщина обратилась к Марине:
— Вам сказали, какой он, Егор Гусаков?
— Мне сказали, он странный.
— Конечно. Люди всегда так говорят о тех, кто ведет себя не как все, — ответила Алла Иннокентьевна. — О моем сыне тоже так говорят. Он, мол, странный. Боятся его. — Таша ответила матери на эвенском, но Алла Иннокентьевна продолжала: — Не верьте слухам про Гусакова. Он и мухи не обидит. Парень не шибко умен, но на преступление неспособен. Понимаете? Он просто одинокий мальчик, который всегда хотел иметь друзей.
Чега вмешался:
— При всем уважении, не соглашусь. — Алла Иннокентьевна всплеснула руками. — Когда мы были маленькими, он ходил за Лилей по пятам. Как будто хотел, чтобы она дружила только с ним.
Марина так и не смогла посмотреть сюжеты по телевизору, в которых она просит о помощи, или послушать свой собственный надтреснутый голос в радиообращениях. Пережив эти моменты однажды, она не хотела воскрешать их снова. Но здесь, за сценой, на которой шел танцевальный конкурс, ближе к концу дня, среди народного праздника, она впервые поняла, как выглядела со стороны. Алла Иннокентьевна раскрылась. Будто оболочка треснула, а под ней обнажились четыре года горьких страданий из-за потери дочери. Губы приоткрыты. На лице выражение отчаяния. Ноздри расширены. Взгляд на миг помутнел, а потом опять сфокусировался на празднике. Алла Иннокентьевна стиснула зубы и снова закрылась.
— Понятно, — сказала Марина.
Алла Иннокентьевна посмотрела на нее.
— Хотите знать, сбежала Лилия или нет, — повторила она. Марина кивнула. — Конечно нет. Она попала в беду. С ней постоянно случались неприятности, а потом произошло что-то страшное.
— Мама, — одернула ее Наташа.